Заговор богов | Страница: 51

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Остаточные явления изгнанной болезни все же наблюдались: Криста ухитрилась проспать всю дорогу на восточное побережье. Временами вздрагивала, бормотала:

– А это правда асфальтовая дорога? – и снова проваливалась в сон. Автобус трясся по сказочно красивым местам. Дважды пересекали облепленные лесами горные массивы. Горы каскадами убегали на север, прятались за сизой дымкой. Каменные мосты через бурные водопады, серпантин – то падающий в пропасть, то стремящийся ввысь. На равнинах паслись коровы. Редкие деревеньки, никаких предприятий. Долгое время ехали навстречу бурному течению высокогорной речушки, потом дорога вырвалась в долину, заросшую причудливыми пальмами. Каменные надгробия, холмики земли, заросшие сорняками, замшелые горки камней…

Память и воображение рисовали очаровательные картины африканского погребения. Почивших хоронят в согнутом положении, голову мертвеца всовывают между ног, укутывают холстиной. Ткань набрасывают перед самой кончиной, ловя последний вздох – он считается вредоносным. Могилу заваливают камнями и никогда к ней больше не возвращаются. Другие племена свято верят, что злая сила души таится в черном черве, который живет в позвоночнике, поэтому перед погребением несчастному безжалостно ломают позвоночник. В третьих племенах не хоронят, не сжигают – уносят далеко в саванну. Если через неделю труп остается нетронутым, значит, дух мертвого еще при нем и будет причинять зло живым. Если звери обглодали труп, тогда все прекрасно, можно веселиться…

Анджей уснул от беспрестанной тряски, сон сразил мгновенно, а очнулся, когда в карман с деньгами забралась шустрая ручонка! Он ударил по руке, схватил худого, как щепка, лопоухого пацана, который вознамерился избавить его от наличности. Пацан завыл, как пожарная сирена, заметался в узком проходе. Дернулся со всей силы, вырвался, пулей вылетел из автобуса.

– А? Что? – очнулась Криста.

Раковский лихорадочно проверил сохранность вещей. Деньги, документы. Не успел пострел… Он облегченно вздохнул. В автобусе никого не осталось. Конечная остановка, пассажиры ушли, водитель, которого абсолютно не волновало, кто остался у него в салоне, умотал по своим делам. А местный гаврош решил, что не грех поживиться…

– Пошли отсюда, пока совсем без штанов не остались.

Они вышли из автобуса под палящее солнце. Воздух был сочный, густой, пахучий, до предела насыщенный влагой. Дождя нет, не было и в ближайшие часы не будет. Сверкало небо без единого облачка. Автобус доехал до решетчатого забора и остановился на краю «отстойника». Позади остались ветхие лачуги, возведенные явно не для того, чтобы радовать глаз. Пустырь, заваленный ржавым металлоломом, остов сгоревшего грузовичка, дорога, уходящая в глухую скалистую местность, выше которой, в далекой перспективе, теснятся горные вершины. Оттуда прибыл автобус. Напротив – дорожка, выложенная гранитными плитами, – поднималась на покатую возвышенность. За ней только небо. По тропинке уходили пассажиры столичного рейса: еще не пропала спина хромающей женщины.

– Скажите, – обратился Анджей к водителю, который возвращался с банкой интернационального «Прамена», – это и есть Фананга? – он ткнул в облезлые сарайчики.

– Там Фананга, – кивнул водила в обратную сторону, на косогор. – А это сараи. У кого машины, едут по объездной дороге – прямо в город, а автобусы уже пятьдесят лет следуют только до свалки. Здесь и отмечаются.

– Почему?

– Традиция, – пожал плечами водитель.

Традиции надо уважать. Анджей внимательно осмотрелся: охотник за чужой собственностью где-то притаился. Идеальное место для засады на ротозеев. Они отправились по дорожке на косогор, прошли калитку, добрались до крайней точки возвышенности… и встали, изумленные величием картины.


Гигантский холм, разрезанный бетонной пешеходной дорожкой, уходил вниз. У подножия холма раскинулся крупный поселок. Пышная зелень тропической флоры, пунктиры дорог. Домики жались к океану – белые, с красными черепичными крышами. Огромная гавань, рассеченная на бухты и заливчики. Виднелись песчаные пляжи, крохотные пальмы, наклоненные к воде, белокаменные причалы, уставленные суденышками, продолговатые строения эллингов яхт-клуба. Прибрежные воды изобиловали белоснежными парусами. Океан до невозможности красивый, в бухте бирюзовый, с голубыми пятнами отмелей, а дальше – синий, приобретающий глубокий оттенок индиго и у самого горизонта становящийся темно-фиолетовым, почти черным.

– Красота… – восхищенно прошептала Криста, сжимая его локоть Анджея. – Слов нет… Слушай, может, бросим эту нервотрепку, купим соломенную хижину на берегу, проведем в ней остаток дней…

Раковский поцеловал девушку в доверчиво раскрывшиеся губки. Насчет остатка дней она сказала удивительно точно. Если бросить нервотрепку, остаток дней будет удручающе коротким. Купить соломенную хижину они уже не успеют.

В полоску моря вплетались разноцветные гряды коралловых рифов. Они формировали цепи, разрозненные острова. Километрах в трех от берега возвышался целый архипелаг. Пять зеленых шапок. Центральная – самая крупная. Береговую полосу изрезали бухты, остров окружали неприступные скалы, а на вершине, в буйной растительности прятались крыши зданий. К центральному острову причаливал катер – крохотная красная точка.

– Ты думаешь, там и есть?.. – девушка обнаружила, что они смотрят в одну точку.

– Видимо, да, – кивнул Анджей. – Архипелаг Кулумба. Других архипелагов здесь нет…

Через двадцать минут они спустились с холма и зашагали по петляющей улочке в сторону моря. Голубые воды лагуны закрыло скопление обшарпанных домишек. Не самая респектабельная улочка городка. Асфальт в глубоких выбоинах, дома из досок и фанеры, горы мусора, который незатейливо выбрасывают прямо на улицу. Они вошли в открытую дверь. Покосившаяся вывеска над крыльцом настолько обросла грязью, что прочесть написанное на ней было невозможно. Вместо магазина они оказались в тесной комнате с фанерными перегородками, где были два стола, зеркало и несколько стульев. Парикмахерская, сообразил Анджей. Человек в соломенной шляпе, которому явно не помешало бы воспользоваться услугами парикмахера, ковырялся в старинном ламповом приемнике. Поднял голову, любезно улыбнулся, что-то сказал.

– Мимо, – пробормотал Анджей. – Не понимаю.

Криста ущипнула его за локоть:

– Я никогда тебе не говорила, что немного понимаю по-французски?

– Не говорила, – признался Анджей. – Мы не очень давно знакомы, чтобы ты со мной так откровенничала. Спроси у него…

Криста связала несколько слов. Человек в шляпе отодвинул раскуроченный приемник, начал оживленно говорить, сопровождая слова жестами. Выдвинул стол из-под зеркала, сдернул со стены засаленную простынку.

– Что ты у него спросила? – испугался Анджей.

– Не пора ли мне постричься.

– О, Иисусе… Никогда не спрашивай у парикмахера, не пора ли тебе постричься. Ты хочешь, чтобы твой волосяной покров обрел неповторимый африканский колорит?