Настя словно почувствовала мое настроение. Она неслышно подошла ко мне и закрыла мои глаза ладонями.
— Отгадай с трех раз, кто это? — сказала она.
«Хитрая бестия!» — подумал я, но лишь молча убрал ее руки со своего лица.
— Ну что с тобой? — с напускной заботливостью произнесла Настя, заглядывая мне в глаза. — Ты какой-то грустный! Обиделся, да? Не бери дурного в голову, прошу тебя!
Она провела ладонью по моей щеке. Лицо Насти светилось счастьем, и ее беззаботное легкомыслие лишь добавило черноты моему настроению.
— Ну, улыбнись! Прошу тебя, зайчик! — мяукала Настя. — Он просто веселый парень и все время меня смешит. Все будет хорошо! Я ведь люблю тебя!
Мне очень хотелось верить ей, и я молча слушал ее. Но, кроме малозначащих слов и пустых обещаний, Настя ничего умного не сказала. Тогда я стал сам наводить ее на веские доказательства.
— А как твой отец отреагирует, если узнает? — И я кивнул в сторону Чемоданова.
— Ты что! — с испугом воскликнула Настя. — Он меня убьет! Ты разве не знаешь моего отца?
— Да, — согласился я. — Аристарх Софронович вряд ли будет в восторге.
Это был слабый крючок для Насти, и я не возлагал на него особых надежд. Наконец я остановил машину. Мы с Чемодановым стали толкаться на краю тротуара, борясь за право сесть с Настей на заднее сиденье. Он наглел неудержимо и оттолкнул меня совершенно откровенно.
— Чемоданчик! — нежно укорила его Настя. — Ты такой хам!
Он что-то шепнул ей в ответ, и Настя взорвалась громким смехом. Чемоданов все-таки усадил Настю на заднее сиденье, плюхнулся с ней рядом и с силой захлопнул дверь. Мне ничего не оставалось, как сесть рядом с водителем.
Вскоре мы остановились у загса. Я ожидал увидеть у подъезда скопление машин с лентами и куклами, празднично одетых людей и порхающих, как снежинки, невест. Но на стоянке царила пустота, и лишь дворник в оранжевой спецовке ковырял лопатой старые сугробы.
— Иди, шафер, договаривайся! — сказал мне Чемоданов. — А мы здесь посидим.
— Паспорта! — сказал я и, не оборачиваясь, протянул руку назад.
С двумя паспортами я зашел в пустой и холодный холл и стал дергать за ручки все двери подряд. Кажется, на сегодня все свадьбы уже отгремели. «Начинается полоса неудач!» — подумал я и уже собрался выйти, как меня окликнул женский голос:
— Вы кого ищете, молодой человек?
Я обернулся и увидел полную даму с высокой пышной прической. Шлепая паспортами по ладони, я приблизился к женщине и сказал:
— Надо срочно зарегистрировать брак этих двух людей.
— Срочно? — усмехнулась женщина, даже не взглянув на паспорта. — А когда подавали заявление?
— Никогда, — ответил я. — Не было заявления.
— Как же я их зарегистрирую? — пожала плечами женщина, хотя на ее лице не было и тени сомнения в том, как это сделать.
— За деньги, — откровенно подсказал я.
Женщина снисходительно усмехнулась, отрицательно покачала головой, но паспорта у меня все же взяла.
— Зайдите, — сказала она, открывая ключом дверь кабинета.
Подойдя к столу, она села, надела очки и стала листать паспорта.
— Куда торопимся? — не поднимая глаз и не дожидаясь ответа, спрашивала она. — Кого хотим обмануть? Сейчас срочно зарегистрировать, а завтра срочно развести. Так? В итоге пострадает государство. Простые налогоплательщики. — И без всякого перехода: — Две тысячи долларов!
Я даже не сразу сообразил, к чему относится эта сумма. Женщина повернулась к сейфу, открыла тяжелую скрипучую дверь, вынула оттуда чистый бланк свидетельства о браке и коробочку с печатями.
— Чью фамилию брать будем?
— Чемоданова.
Женщина поджала губы и покачала головой.
— Я бы удавилась от такой фамилии, — призналась она.
И тут я вспомнил, что у меня осталось долларов триста, не больше.
— Одну минутку! — сказал я. — Сейчас принесу.
Я кинулся бегом к машине.
— Раскошеливайся! — сказал я Чемоданову. — Она требует две тысячи. А у меня всего триста.
Чемоданов, продолжая одной рукой обнимать Настю, показал мне кукиш:
— Не наглей, Серёнька! Мы же договорились — все за твой счет!
— У меня сейчас нет таких денег! — крикнул я. — Дай мне взаймы, я завтра верну!
— Нет, — наотрез отказался Чемоданов. — Вот завтра и распишемся. Я на твои уловки не пойду.
Я сплюнул и бегом вернулся в загс. По моим глазам женщина поняла, что торжественный акт отменяется. Она брезгливо швырнула паспорта на край стола и проворчала:
— Только голову морочат…
Не скрывая своего раздражения, я сел в машину. Пока мы ехали, на заднем сиденье творилось что-то невообразимое. Чемоданов и Настя хихикали, дрались, обнимались, изредка затихая. Я не мог позволить себе обернуться и посмотреть на них, потому как никакой силой воли не смог бы убрать с лица униженного выражения поверженного соперника. Это была страшная пытка, и у меня даже затылок онемел от напряжения. Чем дольше мы ехали, тем я все более отчетливо понимал, что допустил роковую ошибку, выбрав на роль жены Настю. «Может, это к лучшему, что их не расписали, — думал я. — Успею найти ей замену. Все равно в свидетельстве будет значиться «Чемоданова». А несоответствие имени можно будет как-нибудь уладить».
Когда мы уже почти подъехали к моему дому, Чемоданов хлопнул водителя по плечу:
— Шеф! Тормозни у винно-водочного! Надо шампанского прихватить!
Я мысленно поклялся, что умру, но не побегу за шампанским. Чемоданов уговаривал меня недолго, вздохнул и открыл дверь.
— Ну, ловкач! — проворчал он, вылезая из машины. — Опять хочет за мой счет поживиться!
Я едва дождался, когда Чемоданов скроется за стеклянной дверью магазина, и немедленно пересел на заднее сиденье.
— Настя, — сказал я. — Я не могу понять, что с тобой случилось.
— Ну что ты такой бука? — произнесла она, глядя на меня любвеобильными глазами.
— Ты отвратительно себя ведешь! — повысив голос, сказал я. — Я перестаю тебе верить! Где гарантии, что ты не снюхаешься с ним окончательно?
— Бессовестный, — сказала Настя и покачала головой. — По-моему, я не давала тебе повода так говорить со мной?
— Не давала повода?! — вскричал я. — Да что он только с тобой не делал! Ты ему позволяешь все, тебе это нравится! Он тебе симпатичен!
— Что я ему позволяю? Что? — оправдывалась Настя. — Он наш компаньон. Мы должны доверять друг другу, иначе нам этих денег никогда не заполучить!
— Давай доверять, но должна же быть грань приличия!