Интерлюдия На следующий день в три часа дня к дому на Набережной подъехал черный автомобиль ГАЗ-А, из которого вышли два сотрудника НКВД и прошли в дом. Через пятнадцать минут они вернулись, сопровождая мужчину в серой шинели и фуражке. Спустя еще двадцать минут этот автомобиль остановился у крыльца ближней дачи товарища Сталина и выпустил на свежий морозный воздух своих пассажиров.

– Здравствуйте товарищ Тухачевский, – поздоровался с вошедшим мужчиной Сталин, – находящийся не на своем обычном месте, а у окна, из-за чего входящие его сразу не могли заметить. – Как добрались?

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – повернулся на каблуках Тухачевский. – Спасибо.

Хорошо доехали. Быстро.

– Это замечательно. – Мягко ответил вождь и не спеша прошел на свое место.

Положил трубку на стол. Внимательно посмотрел в глаза маршалу и спросил. – Чем вы теперь собираетесь заняться?

– Не понимаю вас, товарищ Сталин, – невозмутимо ответил Михаил Николаевич.

– Мы знаем, что вы готовитесь предстать перед судом, но партия решила дать вам второй шанс, – сказал Сталин, смотря немигающим взглядом прямо в глаза Тухачевскому. – Кроме того, за неоценимую помощь в борьбе с контрреволюцией и троцкистскими элементами вы награждаетесь орденом Ленина, о чем сегодня утром написали в ряде советских газет. – Тухачевский загадочно улыбнулся. – Вы все правильно поняли, товарищ Тухачевский. В опубликованной статье вышла увлекательная история о том, как вы, верный ленинец, боролись с троцкистами.

Включая бой на даче, в котором из вас сделали настоящего героя, твердой рукой уничтожающего контрреволюционеров и троцкистов. – Произнес Сталин, внимательно наблюдая за реакцией Тухачевского.

– Опасная подстраховка, – задумчиво произнес Михаил Николаевич. – Теперь я стану целью номер один для всех расстроенных заговорщиков.

– Станете. – Улыбнулся Сталин. – Конечно, станете. Но за вами будут присматривать и буйных препровождать для дачи показаний.

– Ловля на живца?

– В том числе.

– А мне отрезается путь назад, – тихо произнес Тухачевский. – Вы действительно думали, что начав добровольно давать показания, я решу вернуться в стан Троцкого?

– Мы вам не верим, товарищ Тухачевский. – Сказал Сталин. – И должны быть уверены в вашей верности, пусть даже и таким способом.

– Справедливо, – кивнул Михаил Николаевич.

– Вы так и не ответили, чем вы хотите заняться, – прищурившись, повторил вопрос Сталин. Тухачевский задумался и промолчал примерно полминуты.

– Я не обдумывал этот вопрос, но если говорить сразу, как говорится, с кондачка, то я бы занялся исправлением уже навороченных проблем. Прежде всего, в области вооружения. Но быстрых результатов не будет. Несмотря на то, что я знаю, какие направления были искусственно заторможены, какие тупиковые решения продвигались, нам нужно время, чтобы наладить работу. Тут не только и не столько конструкторская и инженерная деятельность. Важнейшим фактором является полнейший разлад работы на производстве. К сожалению, ничего конкретного я сейчас сказать не могу, но в течение месяца обязуюсь подготовить предварительный план работ, с указанием перечня первостепенных мер.

– Хорошо, товарищ Тухачевский, – одобрительно кивнул Сталин. – Жду вас через месяц с докладом. – Михаил Николаевич слегка смутился от такого поворота, все-таки, субординация требовала подавать такой доклад непосредственно наркому, но вдаваться в подробности не стал. Сказано лично Сталину доложить, значит лично Сталину.?

Глава 10

12 февраля 1936 года. Москва. Площадь Дзержинского, дом 2.

Лазарь Каганович, выступая в роли председателя комиссии, проверяющей по распоряжению Сталина работу НКВД, сидел на очередном рабочем совещании. Работа шла очень энергично, а потому, к нему на стол с каждым днем приходило все больше и больше рапортов, выявляющих нарушения и фальсификации в трудовой деятельности НКВД вообще и Ежова в частности. Кроме того, с каждым днем все сильнее и сильнее вырисовывалась истинная картина внешне благопристойного облика советских партийных руководителей. Пока никого не арестовывали. Просто проверяли дела, но руки у Лазаря Моисеевича уже чесались. Да и внутри все кипело от злобы и возмущения. -… таким образом, – завершал свой доклад Лаврентий Павлович Берия, надежный чекист, проверенный в позапрошлом году во время совместной работы над новыми нормативными документами, регламентирующими деятельность НКВД, – за Ежовым, Николаем Ивановичем числится свыше двухсот дел, закрытых по его личному распоряжению до завершения следствия…

Лазарь Моисеевич снова погрузился в свои мысли, слушая этот монотонный поток фактов и цифр. Ужас, который обрушивался на него, был поистине тошнотворным.

– Лаврентий, – перебил Берию Каганович, – как ты считаешь, зачем перечисленные выше граждане делали все эти ужасные дела? Ради чего?

– Сложно сказать, Лазарь Моисеевич. – Задумался Берия. – Мы трех следователей, которые при проверке показали самый высокий процент сфабрикованных дел, отправили в санаторий на лечение, где подвергли негласной медицинской комиссии.

У них оказалось сильнейшее расстройство психики.

– Вы уже выяснили, что стало причиной столь странного поведения? Карьеризм?

– Я не могу ответить на этот вопрос. Медики на текущий момент затрудняются объяснить причины, побудившие этих граждан так поступать. Однозначно они озвучили только тот факт, что указанные следователи душевно больны, а потому полноценно выполнять свои обязанности не в состоянии. Тут есть только два основных варианта: либо они сломались в ходе работы, либо такими их уже зачислили в органы.

– Вы продолжаете проверять их дела?

– Да, – ответил вместо Берии Андреев. – Самым тщательным образом. Они вели дела в лучших традициях двадцатых годов, то есть практически никак. И даже там, где есть какие-то скудные материалы, мы с трудом вообще понимаем на основании чего, этими людьми формировалось обвинительное заключение. Всплыло много эпизодов выбивания признательных показаний, не подтвердившихся после проверки. Кроме того, возникли вопросы по остальным этапам делопроизводства. Например, совершенно не ясно, куда смотрели судьи.

– Хорошо, работайте, товарищи, – потер виски Каганович и отправился в Кремль.

Нужно было доложить обстановку. После доклада Сталин задумчиво произнес:

– Ты считаешь, что Тухачевский прав?

– Да. Ситуация в НКВД очень сложная. Выборочная проверка показывает большую халатность в ведении дел, многие из которых при проверке оказываются высосанными из пальца. И главное, личный состав, связанный с Ежовым имеет серьезные проблемы со здоровьем.

– Как это выражается?

– Они маньяки, получающие удовольствие не только и не столько от раскрытия дел, сколько от чувства собственной власти над людьми. Применяли пытки, где надо и не надо. Иными словами НКВД сейчас больше представляет угрозу для честных граждан, чем для преступников и врагов. И это, несмотря на то, что было выявлено много честных и ответственных сотрудников, в том числе на руководящих постах. Но вот такие Ежовы настолько сильно портят работу, что весь наркомат лихорадит.