Алан дождался, пока один из талибов завел двигатель, и только тогда беззвучно работая ножом, отвоевал себе транспортное средство.
Оглянувшись на трупы, он устало подумал, что перестает воспринимать смерть как таинство. Это был дурной знак наступающего равнодушия к жизни. Сев на место водителя он с усилием вогнал сошки «ПК» в прорези вентиляционной решетки, проверил, легко ли поворачивается пулеметный ствол в проеме выбитого ветрового стекла, и тронул машину с места направляя ее к узкому спуску в ущелье.
Завывая на низкой передаче «УАЗ» медленно покатил по каменным ухабам. Левая рука майора крепко удерживала руль, а сбитые в кровь пальцы правой расслабленно лежали на спусковой скобе «ПК».
Он ехал с выключенными фарами, и когда в предрассветных сумерках у разбитого блокпоста возникло несколько фигур с автоматами, Алан не стал увеличивать скорость, – медленно подкатив к укреплению, он срезал талибов внезапной пулеметной очередью и, не притормаживая, проехал прямо по трупам.
Впереди лежал долгий, опасный, полный непредсказуемых превратностей путь…
Подземные уровни «Орлиного Гнезда». 12 октября 2001 года
Два человека шли по длинному коридору.
– Ричардсона доставили? – Спросил генерал Уилсберг, останавливаясь напротив овальных дверей, рядом с которыми в информационном окне системы доступа светилась надпись:
«Зал тактических совещаний».
– Да, сэр. – Ответил ему капитан Даллас. – Мне кажется, он крайне раздражен фактом своей внезапной мобилизации.
– Плевать. – Хмуро произнес Альберт, ожидая пока сканер сравнит предложенный образец ДНК с хранящимся в памяти эталоном.
На скошенной панели вспыхнул изумрудный сигнал, но двери не открылись, – вмонтированная видеокамера фиксировала двух человек.
– Давай, Джон, твоя очередь. – Уилсберг уступил место капитану. – Ты продемонстрировал ему работу конвектора?
Капитан Даллас кивнул, коснувшись ладонью сканирующей пластины.
– И что?
Джон пожал плечами.
– Могу сказать одно, – он впечатлен, но, боюсь, что сотрудники спецслужб были правы, отдавая предпочтение Хьюго… Ричардсон, на мой взгляд, не болен патриотизмом.
– Теперь это уже не имеет значения. – Ответил на последнее замечание Уилсберг. – Нам не из кого выбирать. Герберт единственный, кто может заменить Хьюго. Иной альтернативы нет.
…
В зале совещаний царила нервная, напряженная обстановка.
Два десятка офицеров молча встали со своих мест, как только на пороге появились генерал Уилсберг и капитан Даллас.
Альберт кивком поздоровался с присутствующими, нашел взглядом расположившегося особняком Герберта и поднялся на небольшой подиум.
На огромных плазменных панелях демонстрационная система прокручивала бесконечная череду видеокадров ночного боя, что еще больше обостряло и без того нервозную обстановку.
– Я только что вернулся из Пентагона, господа. – Отрывисто произнес Уилсберг, жестом разрешая подчиненным сесть. – Руководство крайне недовольно нашей работой. От меня требуют объяснить причину провала, а вы топчетесь на месте, вторые сутки. Мы потеряли в Афганистане майора Керби и капитана Поланда, не говоря о десяти уничтоженных механизмах… – Он окинул присутствующих тяжелым взглядом. – Теперь я хочу услышать грамотные, четко сформулированные выводы. Начнем с вас, полковник – взгляд Альберта остановился на командире подразделения технической поддержки.
Собственно, начавшийся диалог трудно было назвать термином «совещание» – скорее здесь назревал резкий, нелицеприятный «разбор полетов», где в отсутствии главных участников событий, основная тяжесть ответственности ложилась на вспомогательные службы, подключившиеся к «акции возмездия» на последних фазах ее подготовки и планирования.
Генерал Уилсберг, не смотря на крайнее раздражение и усталость, прекрасно осознавал это. Однако ситуация не оставляла выбора, – ему, волей или неволей приходилось понукать подчиненных, чтобы получить доходчивый ответ на вопросы, лежащие вне сферы его технических познаний.
– Итак, полковник, я слушаю. Какие выводы вы сделали после анализа данных телеметрии?
…
Для капитана Ричардсона события последних суток напоминали затянувшийся сон, от которого нет никакой возможности очнуться.
Когда на пороге зала появился его бывший командир, он невольно вздрогнул, машинально подумав, что таких совпадений не бывает. Герберт еще не оправился от морального потрясения, узнав, что Хьюго, с которым он проработал бок о бок много лет, на самом деле не погиб в нелепой автокатастрофе, а был мобилизован спецслужбами, чтобы встреть свою судьбу за тысячи километров отсюда, в далеком Афганистане…
Ричардсону пришлось многое узнать и переосмыслить за последние десять часов, однако, ни вторичное сопереживание смерти Поланда, ни демонстрация работы конвектора материи, которую накануне провел для него Джон Даллас, не произвели на Герберта столь глубокого впечатления, как видеоряд, запечатленный камерами компьютеризированного шлема майора Керби.
Герберт смотрел на фигуры андроидов, испытывая при этом иррациональное чувство вины: десять лет назад, находясь на жизненном перепутье, он не смог побороть навязчивых кошмаров, сделал выбор, посвятив себя исследованиям в области нейрокибернетики, которые лежали на зыбкой грани этического фола, и вот настал миг, когда он с необъяснимой внутренней дрожью осмысливал результат, прекрасно понимая, что Поланд, работая над системами человекоподобных машин, не просто воспользовался разработанными им микрочипами, а, по сути, воплотил его идеи.
Прошлое оказалось так тесно переплетено с настоящим, что появление Уилсберга стало для Герберта лишь последним завершающим штрихом, толчком к закономерному в данной ситуации приступу дежа вю…
…
Из Кувейта он попал сначала на борт корабля-госпиталя, курсировавшего в водах Персидского залива, а затем, еще на протяжении года проходил курс лечения и психологической реабилитации на родине в Штатах.
В итоге свое двадцатисемилетие Герберт встретил совершенно иным человеком.
Известие о присвоении ему внеочередного воинского звания застало лейтенанта Ричардсона на госпитальной койке. Он воспринял эту новость с равнодушием. В зачитанном ему приказе содержались такие формулировки как «мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга», но Герберт был не из тех людей, кто выдает желаемое за действительное и в конечном итоге начинает верить, что так оно все и случилось.
Нет. Не было мужества и героизма. Был страх, растерянность, неприятие… Он выжил, но прекрасно понимал, что защищал себя, а не драгоценные ящики с оборудованием, сохранностью которых командование на поверку оказалось обеспокоено много больше, чем конкретными судьбами отдельно взятых людей.