Но единорог все равно стал в большей степени нашим домашним питомцем, чем другие скада. Я достаточно часто видел грифона, да и страшная макара нередко бродила в тени кустов на краю тропического леса, но ни с кем мы не познакомились так близко, как с единорогом.
— Мне бы хотелось прокатиться на нем, — однажды сказала Джорджия. — Вскарабкаться на его прекрасную спину и проскакать по лесу.
— На нем? — переспросил я.
— На нем, на ней — какая разница? Я бы хотела прокатиться.
— Это будет трудновато, — сказал Хасс, — прокатиться на диком звере. Но я понимаю, что ты имеешь в виду, Джорджия. Это было бы круто!
— Возможно, ты бы мог это сделать, Хасс, — сказала она ему. — Если уж ты скакал на арабских жеребцах!
— И на верблюдах, — добавил Хасс с куда меньшей скромностью, чем обычно. — Возможно, я смог бы проехаться верхом на единороге. Это правда, что жеребцы — самые дикие лошади на свете. И конечно, я ездил на них без седла.
«Конечно же! — подумал я. — А как же еще?»
— Ну а это вовсе не лошадь! — прервал я его. — Это скаду, а все скада непредсказуемы, поэтому никто не должен пытаться ездить на нем.
Я решил, что употребление староанглийского слова в единственном и множественном числе в одном предложении — прекрасный показатель того, кто самый умный среди нас.
Чистая правда, я дико ревновал. Я не мог соревноваться с ним в его достижениях.
Кажется, и Хасс, и Джорджия хорошо ездили на лошадях. И вроде бы в Калифорнии Джорджия часто ездила верхом. Хассан участвовал в скачках османского шейха. Очевидно, в этих скачках соревновалось очень много арабских мальчиков. Все, что было нужно, чтобы заработать десять динаров, — это продержаться на лошади до конца скачки. Хасс говорил, что для него это было способом заработать деньги. Более того, Хасс явно произвел на Джорджию впечатление тем, что ездил на жеребцах. Видимо, большинство людей садятся верхом только на кобыл или меринов. Мерины — это кастрированные жеребцы, а после операции они теряют большую часть своей агрессивности. Если они не кастрированы, то они очень свирепы и своенравны. Джорджия говорила, что только по-настоящему опытные наездники могут укротить жеребца.
— Я хочу попробовать, пока мы еще не уехали отсюда, — сказала Джорджия, махнув рукой в сторону единорога. — Это такая красивая лошадка.
— Да какая это, к черту, тебе лошадка?! — закричал я идиотской девчонке. — Это, черт побери, необычное животное, которое, возможно, попытается убить тебя. Если ты попытаешься, я на тебя стукну. Меня не волнует, что это донос. Если ты осмелишься покататься на этом звере, ты можешь пострадать.
Вместо того чтобы разозлиться, как я ожидал, она улыбнулась мне задорной улыбкой и произнесла:
— Макс беспокоится обо мне — как мило!
Теперь, насколько мы знали, тропический лес был полон скада.
Тем не менее, проведя несколько дней за частоколом, мы начали скучать по купанию и физическим упражнениям. Нам не хватало наших прогулок в тропическом лесу и нашего пляжа в лагуне. За изгородью мы чувствовали себя запертыми, и нам словно не хватало воздуха. Поэтому мы снова стали выходить наружу.
Только теперь все прогулки осуществляются с вооруженным эскортом.
Но вот до пляжа добраться куда безопаснее и легче.
Скада стремятся оставаться за кустами и деревьями, где маскироваться легче всего. С западного края деревни, где мы сделали ворота, есть хорошо просматривающаяся широкая тропинка, ведущая прямо к воде. Когда мы хотим поплавать, мы мчимся прямиком по этой тропинке на то, что осталось от пляжа.
О, вода просто великолепная! У нее отличная температура: она охлаждает, но в то же время можно сидеть в море больше часа и не закоченеть. По спине бегут мурашки, но ты не мерзнешь. Вода светло-зеленая и прозрачная, как стекло. Это отличная площадка для наших игр. Под водой можно столько всего увидеть, а когда тебе наскучит глазеть на рыб, морские растения и кораллы, ты можешь собирать на пляже великолепные раковины.
Но нам нужно ходить в лагуну не только для развлечения. Родителям Джорджии приходится присматривать за своей яхтой. Теперь судно стоит недалеко от берега в канале, и Грант ходит туда, чтобы пополнить запасы, воспользоваться своим компьютером и связаться с берегом по радио, а также проверить, все ли в порядке на борту. К счастью (как он говорит), на острове нет обезьян, потому что эти создания, которые рушат все на своем пути, залезут куда хочешь и сопрут все, что не прибито гвоздями.
Грант почему-то просто ненавидит обезьян.
— Противные маленькие чудовища, — говорит он про них. — Глумление над человеком.
Грант вырос в Библейском поясе, [9] поэтому, как Джорджия говорила нам, он не слишком-то признает Дарвиновскую теорию эволюции. Однажды папа попытался поспорить с ним, но спор ни к чему не привел. Когда какая-то мысль так глубоко засела у кого-то в голове, ее не так-то просто из нее выбить. Можно говорить ему все что угодно. Он все равно все знает, и, более того, знает лучше.
Лоррейн совсем не такая. Если ей рассказать что-нибудь неизвестное, она завизжит и скажет:
— Да такого не может быть! Кто все это придумал?
Но будет с интересом слушать то, что ей говоришь.
И ей и правда будет интересно. Джорджия сказала мне, что ее мама была «лейтенантом в армии» и в 1983 году сражалась на Карибском острове, который называется Гренада.
— Конечно, она не одна там сражалась, — уточнила Джорджия. — Она просто была одним из американских солдат в подразделении.
— Да разве у вас девчонки служат в армии? — заспорил я. — Некоторые из них могут быть докторами или медсестрами…
— У нас — служат. В нашей армии могут служить женщины.
— И она носила ружье?
— Военным не разрешается называть это ружьем. Они называют его «винтовка». А офицеры носят не винтовки, а пистолеты.
Какая-то часть внутри меня решила, что это очень круто, а другая возражала, и все это не укладывалось у меня в голове. Но я отлично знал, что Джорджия не стала бы врать. Поэтому на следующий день, когда мы остались одни, я спросил Лоррейн:
— А вы правда стреляли в людей на Карибах?
В этот момент она резала мясо и, услышав мой вопрос, аккуратно отложила нож в сторону, прежде чем ответить:
— Нет, я никого не застрелила в своей жизни, Макс.
— Но ведь у вас был сорок пятый калибр или еще что-то? Когда вы были в армии?