— Ее можно пристрелить, — пробормотал Грант.
— Папа! — закричала Джорджия. — Не надо!
Лоррейн бросила на мужа осуждающий взгляд, и он посмотрел на свои ноги.
— Вы не можете стрелять в того, кого не видите, — заметил папа, — но я понимаю, что вы имеете в виду. Если палить в меняющиеся тени, то в конце концов попадешь и в нее. Тем не менее хочу напомнить, что эта сказочная Мать зверей до сих пор не причинила нам никакого вреда. Да она уже десять раз могла растоптать нас! Она вполне может разнести весь лагерь и проткнуть нас своими рогами.
Грант неожиданно совсем сник. Его лицо побледнело и заострилось.
— Мне пора в постель, — сказал он. — Надо поспать. Нет никаких сомнений, что сегодня мне предстоит бороться с ночными кошмарами моей дочери, поэтому нам стоит отправиться на боковую пораньше.
— А как же насчет мифических существ? — заговорил Хассан.
— Все очень просто, Хассан, — ответил папа. — Мать зверей родила их. Все они ее дети. По одному каждого вида, не больше. Они не могут размножаться: у них нет половых органов. Но они существуют, эти сверхъестественные создания. И они наши. Они сделают нас богатыми и знаменитыми, эти ее порождения. Просто подождите, и вы увидите…
А я услышал, как он смакует слово «знаменитый», потому что папа уже и так был богат, и деньги его все равно не волновали.
У меня в голове все перемешалось. В чем я был уверен, так это в том, что папа не стал бы лгать. По крайней мере, не о таких вещах. И Рамбута бы тоже не стал врать. Если они сказали, что Мать зверей где-то там, в лесу, щиплет траву и издает трубный рев, то я им верил. Но это было трудно. Очень трудно. Это все равно что поверить в магию. Хотя, когда начинаешь думать об этом, то некоторые научные достижения напоминают магию. Например, магнетизм и то, что стрелка компаса всегда указывает на север, ну и все такое. Электричество. Даже биология. Дети, растущие внутри матерей. Это тоже какая-то магия. Я чувствовал себя странно, как будто я больше не нахожусь в реальном мире. Словно я прошел через какой-то портал и оказался в совершенно другом мире.
— Тебе все это не кажется совершенно безумным? — прошептал я Джорджии на ухо, когда она уходила.
— Безумнее некуда, — пробормотала она в ответ.
Этой ночью сверчки устроили шабаш, в палатке раздавался писк мошек, а древесные лягушки пытались перекричать жаб. Но пальма первенства во всем этом шуме принадлежала диким свиньям. Бородатые свиньи собрались вокруг нашего укрепления. Думаю, они все убрались из леса из-за дракона. Но, несмотря на весь этот гвалт, Хассан спал так крепко, будто лежал на пуховой перине в Стране сновидений.
Я проснулся весь в поту. Моя пижамная куртка была заправлена в штаны и вся промокла. Я достаточно тощий мальчишка, а сейчас стал еще худее. Обычно я сплю в такой легкой арабской «пижаме», которая позволяет коже дышать. Но сегодня штаны прилипли к моим ногам, и я чувствовал себя как мокрая мышь.
Выйдя из палатки, я почувствовал легкий ветерок, и мне стало лучше. Ночное небо было усыпано звездами. Их скопления были везде. Я немного послонялся вокруг, разглядывая небо, которое Джорджия называла усыпанным блестками бархатом, а потом понял, что я не один. Папа тоже не спал, он сидел на пне и курил сигарету.
Папа? Курит?!
— Привет, папка! — сказал я, пытаясь не напугать его своим появлением. — Что случилось? Ты ведь обещал маме, помнишь?
Он посмотрел на меня, потом на сигарету в своей руке, потом бросил ее под пень, на котором сидел.
— Вот, — сказал он. — Доволен?
— Мама была бы довольна.
Он склонил голову:
— Ты прав, мне не стоит возвращаться к этой привычке, несмотря на то что сейчас я чертовски сильно волнуюсь.
— Где ты их взял?
— У пирата. Они были у него в кармане, — папа скорчил рожу и высунул язык. — Вообще-то они довольно-таки поганые. Думаю, сделаны из чего-то, что растет на мангровых болотах. На вкус как поросячье дерьмо.
Я засмеялся:
— Так тебе и надо!
Мы молча посидели несколько минут, а потом я спросил его:
— А почем ты волнуешься, пап? Сейчас вроде все в порядке.
— Сейчас — да, но я не перестану волноваться, пока мы не окажемся в безопасности. — Папа обнял меня за плечи. — В любом случае спасибо, что поддерживаешь меня, сынок. Я рад этому. Нам надо убраться с этого острова. Я сосредоточился на этой проблеме. Море поднимается быстро. А риф после цунами обрушается. Хватит одного шторма, одного хорошего толчка в риф — и мы все пойдем на дно.
— Думаю, мне лучше вернуться в кровать.
— Да-да, иди и поспи. И не беспокойся обо мне. Со мной все будет в порядке. Через тридцать минут я все равно собирался сменить Рамбуту. Бедняга стоит на часах с полуночи!
Я вернулся в палатку. Мне удалось немного остыть. Ночной концерт по-прежнему продолжался, но, когда меня не беспокоит ничего, вроде жары, мне обычно удается от него отключиться.
На следующий день я ел на завтрак ямс в компании Джорджии и Хасса.
— Как тебе спалось этой ночью? — спросил я Джорджию. — Я спал просто ужасно.
— Тоже не очень хорошо. Я думала о драконе. Надеюсь, он не тронул моего единорога.
— Я спал просто ужасно, — сказал Хасс. — Плохие сны.
И он откусил большой кусок ямса.
— Да ну, не сочиняй! — возразил я. — Да ты дрых без задних ног!
— Это по-твоему, братец. Я слышал, как ты вставал и ходил к нашему отцу.
— Да. Он… он немножко беспокоится о разных вещах.
— Это хорошо, — кивнул Хасс. — Ты должен поддерживать нашего отца. Ты его сын. Он нуждается в твоей помощи.
— И в твоей тоже.
— Но не настолько сильно, как в твоей, Макс, — добавила Джорджия.
Я решил, что они правы. И был очень рад, что поговорил с отцом.
Позже в этот день взрослые выпустили Со Кама из сарая для вяления рыбы, чтобы он подышал свежим воздухом и размял ноги. Папа вернул ему сигареты, и теперь он сидел на том же самом пне, где папа провел прошлую ночь, дымя как паровоз. Теперь Со Кам выглядел лучше. Он был не таким истощенным, как тогда, когда появился в нашем лагере. После того как он покурил, он достал из кармана жестяную дудочку и сунул ее в рот. Он начал наигрывать какую-то мелодию — очень неплохую. Он действительно умел играть. Интересно, где это такие убийцы, как он, обучаются музыке?
Через некоторое время он перестал играть и сунул дудочку в карман рубашки.
— Эй, мальчик! — окликнул он меня. — Ты любишь футбол?
— Футбол?
— Ну да. Ты и другой мальчишка, вы играете в футбол?