Потом ей опять приснился кошмар. За ней гнались, она пыталась бежать, но лапы ее дрожали и подгибались от ужаса. Она оказалась на пустоши, залитой ярким светом. Потом путь ей преградили черные стены, похожие на…
Лето кончилось. По лесу, словно громадный взлохмаченный зверь, уже разгуливал Запасай. В сумерки зеркальная гладь реки зажигалась алыми отсветами. Спелые орехи и фрукты дождем падали на землю. Город вокруг Леса Трех Ветров рос не по дням, а по часам, там возникали все новые улицы и дома, и в некоторых из них уже поселились люди. Дороги, впрочем, были по-прежнему разворочены, и повсюду виднелись кучи строительного мусора, щебня и глины. Летом многие животные оставили родной лес и отправились на поиски более спокойного места. Однако были и такие, что старались не обращать внимания на людское вторжение и, пока это возможно, жить так, как они жили всегда. А-конкон, лис-философ, которому являлись пророческие видения, полагал, что это наиболее разумный и достойный выход.
Родился А-конкон на дальнем берегу реки, в подполе церкви, шпиль которой был виден из леса. Когда над водой поднимались облака тумана, долины тонули в молочной дымке и лишь золотистая игла шпиля светилась в небе. При рождении лисенок был наречен А-кон, но, когда ему было всего три месяца от роду, к имени его был прибавлен второй слог, — уже тогда его мать поняла, что сын ее наделен необычайными способностями. Говорили, что А-конкон способен распознать все цветовые оттенки, доступные человеческому глазу. Не зря детенышем он лежал под огромным витражным окном, которое в лучах солнца сверкало всеми цветами радуги и бросало на каменный пол яркие тени. Тогда же, в детстве, прислушиваясь из своего подпола к церковной службе, к песнопениям и звукам органа, лисенок сумел проникнуть в людские таинства и постичь людские святыни.
Когда лисята подросли, родители увели их из церкви, но А-конкон нередко возвращался туда, чтобы предаться размышлениям под огромным крестом, насладиться мелодичными звуками хора, побродить среди могил. Люди привыкли к присутствию лиса и не гнали его, как в свое время не стали тревожить лисицу, родившую детенышей в церковном подполе. Камни древнего здания нашептывали лису свои тайны — тайны, освященные музыкой органа, сиянием позолоты и благовониями. Зверь, несведущий в людских обычаях, не способен понять эти откровения, но для склонного к мистике А-конкона они стали истинным прозрением. Ему казалось, разрезающий небеса шпиль несет сверху священное знание, что отпечатывается яркими письменами на полу церкви.
— Людские святыни отвергают нас, зверей, — сообщал А-конкон другим лисам. — Людям не надо знать, что у нас тоже есть взыскующий высоких озарений дух и полная скорби душа. Мне не известно, на чем зиждется человеческая вера, ибо на свете нет зверя, понимающего людской язык. Но я чувствую: людям открыто нечто важное и этим своим знанием они не хотят делиться с нами. Одно скажу: возможно, первым на земле был вовсе не А-О, наш великий предок…
Подобные еретические утверждения отнюдь не снискали А-конкону почет и уважение в лисьем обществе. Напротив, он был признан умалишенным, и долгое время все добропорядочные лисы сторонились и избегали его. Однако А-конкон хранил верность своим воззрениям и упорно продолжал проповедовать смутные и невразумительные теории о Высшем существе, которому подчинены судьбы мира и всех живых тварей. А-конкон неколебимо верил в святость земли и всего, что живет и произрастает на ней, — за исключением людей и созданий рук людских. Человек, утверждал лис-философ, надругался над природой, восстал на нее, совершив непростительное кощунство.
— Жизнь лисиного племени должна быть проникнута аскетизмом, — внушал А-конкон тем немногим, кто соглашался его слушать. — Нам, лисам, следует воспитывать в себе умеренность в желаниях и воздержание, не ублажать свое бренное тело такими излишествами, как тепло и сырость. Отвергать же все преходящие блага…
Эта сторона его учения была, по крайней мере, понятна простым лисам и некоторыми даже одобрялась, хотя, конечно, большинство полагало, что А-конкон чересчур категоричен и заходит в своих требованиях слишком далеко. Он, к примеру, утверждал, что лисы должны спать под открытым небом в любую погоду и никогда не осквернять своей утробы остатками человеческой пищи.
— …Сии нечестивые отбросы запятнают ваши души, и когда придет ваш час, великий лисий дух отвергнет вас. Вам не будет дано позволение войти в благословенные кущи Дальнего Леса, что после смерти приемлют праведников. Лишенные слуха, зрения и обоняния, вы будете осуждены вечно скитаться по тоскливым просторам Небытия. Скройтесь же в чащах и зарослях, о лисы, живущие на земле, и пусть семена, принесенные ветром, усеют ваши шкуры. Пусть колючки и репейники вопьются в ваш мех. Пусть ветки хлещут ваше рыжее чело и белоснежную грудь — вам это будет в наслаждение, ибо вы дети природы. Вы не подчинились владычеству людей и до скончания веков останетесь солью, посыпаемой на людские раны. Вы — глина, которую человеческие руки не способны мять по своему разумению. Пока вы живы и свободны, люди знают, что не весь мир подвластен их прихотям. Пусть же хвосты ваши гордо реют над полями и лугами, напоминая людям, что природа никогда не покорится им всецело. О возлюбленные дети матери-земли, совершенные и прекрасные! Золото осени, отблески огня играют на ваших шкурах. Идите же и припадите к влажной глине, к земле вашей родины. Пусть святая, древняя почва налипнет на ваш мех, засохнет на ваших челюстях. Да пребудет природа с вами вечно, о лисы!
Порой А-конкон рассказывал своим немногочисленным ученикам и последователям, что давно, задолго до того, как лисята похитили виноград, лисы были совсем другими. Такие доблести, как хитрость, коварство и изворотливость, не были тогда в чести у лисиного племени. Но даже человек, давший имена всем растениям и животным тварям, не мог сравниться в мудрости и прозорливости с лисами, гордыми и отважными охотниками.
К тому же лис-философ был известным знатоком трав, он умел исцелять многие недуги: знал, какие травы помогают от резей в животе, какие чистят кровь, какие возвращают утраченные силы. В целебных свойствах растений разбирались многие лисы, но с А-конконом никто из них не мог тягаться. Глубина его познаний не только внушала благоговейный трепет, но и настораживала — ведь никому не было известно, каким образом подобная премудрость открылась лису-философу. Травами он лечил не только телесные хвори. С их помощью он мог избавить от дурного настроения, проникнуть в тайны будущего и даже вернуть потерянные души. Некоторые лисы полагали, что тут не обошлось без колдовства и прорицатель общается с духами, живущими на темной стороне луны.
Но все же никто не мог отрицать, что советы А-конкона нередко были исполнены глубины и благоразумия.
— Живите в гармонии со своим телом, настройтесь с миром на один лад, — проповедовал лис-философ. — Подавляйте в себе обиды, не растите злобу, во всем, что бы ни случилось, старайтесь видеть лишь доброе. Принимайте мир и себя в мире. Помните, ненависть разрушает дух, а злоба преграждает путь к совершенству.
Но хотя некоторые лисы и прислушивались к речам А-конкона, никто, подобно лису-философу, не стал спать под открытым небом, на снегу, никто не внял запрещению поедать отбросы, которыми так легко поживиться вблизи людского жилья. У лис находились весьма серьезные возражения против учения А-конкона: слабые телом, говорили ему, могут поплатиться жизнью, если откажутся от нор и подставят свои ненадежные шкуры ледяному дыханию Завывая. На это он отвечал, что смешно дрожать за свою жизнь и бояться смерти, которую каждая лиса должна принимать как награду. Смерть — это не поражение в битве с жизнью, это победа духа.