Биннесман перевел взгляд на Главного Маршала.
— Глупость. Я попал сюда по собственной глупости, — наконец ответил чародей. — Я был ранен в Подземном Мире, и Габорн оставил меня моему собственному попечению. Долго я лежал под землей, выздоравливая и размышляя. Пока я этим занимался, орда опустошителей прогремела над моей головой. К тому моменту как я очнулся, Габорн ушел далеко, дальше, чем могла дотянуться моя сила. Тогда я заподозрил, что Земля позволила ранить меня с какой-то специальной целью. Я повел Габорна в Подземный Мир, потому что чувствовал, что нужен ему. Но все вы находитесь под моей защитой, и я знал, что здесь я тоже нужен. Так что, когда я достаточно оправился, я разобрался с некоторыми неотложными делами на востоке и примчался сюда так быстро, как только мог.
— Я благодарю вас, — сказал Маршал Чондлер. — Присутствие чародея вашего уровня действительно всегда желанно.
Биннесман зорко осмотрел стены замка. На его лице отразилось беспокойство, и он покачал головой:
— Боюсь, я мало что смогу сделать. Но я постараюсь.
Он спешился; было похоже, что он собирается войти в замок. Но он остановился и пристально вгляделся в Мирриму, а затем положил руку на ее плечо.
— Твой час близок, женщина. Враги Земли собираются, и, возможно, только ты сможешь противостоять им. Помоги нам.
Он сжал ее плечо, словно для того, чтобы ободрить, и зашагал прочь.
Миррима постояла мгновение, а затем подошла ко рву. Она спустилась вниз, погрузила стрелу в воду — и долго оставалась там, чертя руны по поверхности воды, окуная по очереди каждую стрелу из своего колчана.
Боренсон долго наблюдал за ней. Он не понимал значения рун, которые она чертила, но не осмеливался беспокоить чародейку за ее работой.
Он направился к замку вслед за Маршалом Чондлером, Саркой Каулом и Чародеем Биннесманом. Когда Боренсон проходил мимо дамбы, в нос ему ударил запах чеснока — такой сильный, что слезы выступили на глазах.
— Что это? — спросил Биннесман, уставившись вниз.
— Лук и чеснок, сваренные со щупальцами опустошителен, — сказал Главный Маршал Чондлер. — Я надеюсь, их эта вонь обеспокоит больше, чем нас.
Опасная улыбка появилась на лице чародея:
— Да, может быть, от этого будет больше пользы, чем от всех ваших стен и всех ваших стрел.
Прямо перед куртиной замка находилась одна последняя низкая стена — бастион внушительных размеров. Здесь снова собственное оружие опустошителей должно было работать против них. Стена ощетинилась изогнутыми лезвиями опустошителей, так что они выглядели как корона из страшных колючек, лежащая поверх камня. Наваленные вперемешку бревна и промасленное тряпье довершали картину.
Под бастионом находились три потерны — проходы для неожиданных вылазок, достаточно широкие для того, чтобы сквозь них могла пройти лошадь.
Чондлер провел своих спутников на городскую площадь, окруженную кольцом таких же бастионов. Улицы уходили под бастионами на запад, север и юг. Потерны позволяли людям пройти под бастионами. Биннесман исследовал сооружения критическим взглядом, словно то, что он видел, внушало ему беспокойство. Внезапно он поднял свой жезл и начал рисовать руны силы прямо на стене.
Люди на стенах были воодушевлены тем, что маг такого ранга, как Биннесман, благословляет их укрепления.
Маршал Чондлер остановился. Биннесман повернулся и начал произносить заклинание над засыпанной чесноком дамбой. Пока он занимался этим, Маршал Чондлер нагнулся в седле и сказал:
— Это будет ваша позиция, сэр Боренсон. — Он кивнул в сторону прохода под левым бастионом. — Вы будете сражаться в команде. В последней битве опустошители взяли стены за считанные минуты. Единственное, что замедлило их продвижение, были люди с отважным сердцем, собранные вместе. Сталкиваясь с такой силой, опустошители приходят в замешательство. Они не понимают, кто из противников нанесет следующий удар или кто может представлять наибольшую опасность. Когда опустошители бросятся в атаку, вы подожжете этот бастион. Это даст вам достаточно света, чтобы видеть, что происходит, и послужит дополнительной защитой от опустошителей.
— Тут быстро скопится много мертвых опустошителей, — сказал Боренсон, — и у нас не останется пространства для боя.
— Я подумал об этом, — согласился Чондлер. — Думаю, что вам придется отступить — хотя бы для того, чтобы иметь пространство для боя. Когда вы отойдете назад, вы будете защищать улицу. Там есть еще три таких же бастиона над проходом. На крышах и в окнах каждого торгового ряда мы поставили лучников. Вы должны будете сдерживать опустошителей, пока жители отходят назад.
Улица шла через весь остров и была длиной около двух миль. Первые полмили по сторонам улицы находились обветшалые купеческие лавки в три или четыре этажа. Дома стояли так тесно, что островерхие крыши их почти смыкались. Приходящие в упадок товарные склады и маленькие амбары жались к земле по обеим сторонам улицы.
— Наше последнее средство спасения, — сказал Чондлер, — это лодки на пристани. Их там достаточно, чтобы вывезти несколько сотен человек. Вы будете сдерживать опустошителей там, если сумеете.
— Звучит достаточно привлекательно, — сказал Боренсон.
Он никогда не бывал на старой подземной пристани и даже не знал дороги туда, но это его не беспокоило. Он мог просто следовать за отступающими воинами. Кроме того, он сомневался, что проживет достаточно долго, чтобы добраться до лодок.
— Удачи, — сказал Чондлер. Он пристально разглядывал южную башню, прямо за головой Боренсона, не далее чем в дюжине ярдов. В этот момент вернулась Миррима, закончившая колдовать над своими стрелами.
— Леди Миррима, — продолжил Чондлер, — поднимитесь с вашим стальным луком на третий ярус и смените находящегося там лучника. Я думаю, вы захотите прикрывать спину вашего мужа.
— Благодарю вас, — сказала Миррима.
Биннесман закончил свое заклинание, а Сарка Каул уставился на чародея и Чондлера.
— Теперь, — сказал Хроно, — давайте проведем совет все вместе и посмотрим, не можем ли мы что-нибудь придумать, чтобы снасти этот город.
Пока Чондлер, Сарка Каул и Биннесман спешили к старому герцогскому убежищу на холме, Боренсон наблюдал за чародеем.
Несмотря на то, что бесчисленные орды опустошителей маршировали к городу, в сердце Боренсона теплилась надежда.
Миррима долго стояла рядом с ним, охватив рукой свой лук. Она нервно кусала нижнюю губу и постукивала ногой, но не говорила ни слова. Боренсон понимал, что она смущается публичным проявлением чувств и компенсирует это, оставаясь с ним наедине. На стенах жители запели боевую песню:
После битвы дождемся и лучших дней —
Так не бойся со славою кровь пролить.
Наливай полней,
Запевай дружней —
Лучше сгинуть в бою, чем в позоре жить.