— Нет, мерзко воняет!

— Это аромат, а не вонь! Эх! — Полный Вперед щелкнул когтями и выпучил глаза. — Кстати, у меня сейчас возникла идея, как сделать хорошие деньги почти из ничего. Вот послушайте! Мы покупаем фабрику, которая делает эту помаду, — кстати, она называется «Щеголь». Так вот, мы покупаем фабрику со всем оборудованием, а потом издаем указ или закон. Вы же можете это сделать, не так ли? В этом документе будет написано, что все звери, проживающие в Портовом районе и в районе Опийной Дури, — к вам, мэр, это не относится, ведь вы живете не там, — обязаны использовать помаду «Щеголь»!

— Зачем?

Полный Вперед заскрежетал зубами:

— Потому что они воняют, если уж пользоваться этим неблагозвучным словом.

Мэр нахмурился:

— Да вся голь и нищета обитают именно в тех местах. Там же селятся и те горностаи, которым по карману купить или снять дом только в районе Опийной Дури. И вообще, в Портовом районе ни один горностай жить не станет!

— Вот именно! — торжествующе воскликнул Полный Вперед.

Толстопуз Недоум покачал пушистой головой:

— Так ты хочешь заставить всех зверей мазать шерсть этой дрянью, чтобы перебить их дурной запах? Мне это не кажется разумным!

— Доверьтесь мне! Далеко не все питают такое отвращение к помаде! Большинству зверей она даже нравится. Вдобавок цивилизованным зверям вроде вас не нравится запах пота, которым пропитана шерсть жителей районов Опийной Дури и Порта. Даже лорд Мудрый одобрил бы, если бы они стали пахнуть лучше!

— Ты говоришь, все мажутся помадой?

— Все, кто следит за модой!

— У тебя неплохие идеи, мой друг, но реализовать их ты пытаешься как-то шиворот-навыворот! Ты придумал ввести налог на высокий рост, а я счел гораздо более выгодным налог на низкий, чтобы платили не горностаи, а ласки! И вместо того чтобы заставлять всех зверей мазаться этой дурацкой помадой, я введу налог на нее… Пусть те, кто мажет шкурку, платит за это. — Помолчав, мэр добавил: — И начну с тебя, раскошеливайся на половину золотого! — Мэр протянул лапу. — Ты замечательно придумал налог на помаду! Или плати сейчас же, или ступай и смывай с себя эту гадость!

Полный Вперед нехотя заплатил.

— Почему вам не понравилось мое предложение? Ведь при этом платили бы главным образом ласки, а не горностаи.

— Потому что нужно заставить платить налог тех, у кого водятся деньжата, если ты понимаешь, что я имею в виду. Если мой налог коснется некоторых горностаев, что ж, пусть будет так. Не могу же я все время их защищать. Но невозможно заставить мазаться помадой всех зверей поголовно. Будет только хуже. У жителей районов Опийной Дури и Порта денег нет. Придется бросать их за решетку; тюрьмы переполнятся, и на городскую казну ляжет дополнительное бремя. Те же, кто может себе позволить эту блажь, рабы моды, и без того богаты, как Крейзы. Ха! — Мэр потер свои белые лапки. — Это хорошо! Очень хорошо! Налог на помаду!..

Когда вечером этого же дня Толстопуз встретился в клубе с Легкомыслом Мудрым и изложил ему свой план, тот, похоже, его даже одобрил:

— Если ты хочешь обложить что-то налогом, помада не хуже чего-либо другого. В конце концов, люди на том берегу реки ввели налог на окна. Это все равно что установить налог на солнечный свет, не так ли? Почти так же нелепо, как обложить налогом воздух. Послушай, Недоум, ты уверен, что городская казна в столь уж плачевном состоянии? Я думал, вместо тебя бухгалтерией занимается Сибил. Но она в отъезде, так ведь?

— Да, она в отъезде, а городские финансы действительно в ужасающем состоянии, — солгал мэр. — Вся структура общества рушится. У нас нет денег на дороги, транспорт и тому подобное. Если не принять экстренных мер, средства истощатся еще до того, как моя сестра вернется из Бегипта.

— Уж не преувеличиваешь ли ты? — проворчал лорд. — Но будь по-твоему. Только расходуй казну с умом.

— Ну конечно, конечно, — с невинным видом произнес мэр.

15

— Но я никогда не болею, — прошептала Бриония.

— Однако сейчас ты заболела, и мы вынуждены тебя разбудить, чтобы спросить, что делать, — заверил ее Нюх. — Этот аптекарь сказал, что ты неизлечимо больна, но разве он может это знать?

Бриония, у которой голова раскалывалась от боли, в глазах двоилось, а сердце было на пути к последней остановке, неожиданно согласилась с аптекарем.

— Да, со мной все кончено, — уронив голову на подушку, простонала она. — Уходи, Нюх. Дай мне умереть.

— Это что за разговоры?! — невольно испугавшись, воскликнул Грязнуля. — Послушай, он всего лишь аптекарь! А ты высококвалифицированный ветеринар.

Аптекарь всем своим видом показал, что глубоко оскорблен, но в душе согласился с грязным, блохастым лаской. Он всего лишь продавец порошков, пилюль и микстур, а она, пораженная ужасной болезнью, которая погубит любого зверя в течение двух недель, — настоящий ветеринар, образованный и опытный.

— Грязнуля нрав, — сказал Нюх, и в его сильном голосе не было ни жалости, ни сантиментов. — «Ветеринар, излечися сам», как говорится в одной старинной книге. Ты должна подсказать, что нам следует делать с тобой. Но я больше не желаю слышать нытья и тревоги по поводу твоего состояния. Ты должна напрячься, Бриония, и использовать все внутренние резервы, чтобы помочь себе. Ну, так как ты думаешь, что у тебя?

— Верблюжий грипп, — простонала она. — Через два дня у меня выпадет вся шерсть. Еще через день голая кожа начнет гнить… Я уже сейчас чувствую этот запах, а вы нет?

— Я могу дать вам помаду, чтобы заглушить запах, — пробормотал аптекарь. — Сделана из вареной смолы тамаринда.

— Заткнись! — поднявшись на свои длинные, как у кенгуру, лапы, огрызнулся Калабаш Буряк. — Иди ты со своими предложениями…

— Мы благодарны тебе, горностай, за то, что Бриония открыла глаза и заговорила, но твои замечания по поводу запаха ни к чему.

— Затем у меня отвалятся когти… — продолжала Бриония.

Плакса громко зарыдал и выскочил из комнаты. Он был самым чувствительным из присутствующих.

— В конце концов мои глаза распухнут и лопнут, печень сократится до размеров высохшей пиявки, а селезенка разорвется, — закончила Бриония.

— Ты весьма красочно описала все это, — проскрежетав зубами, сказал Нюх. — Но ведь наверняка существует какое-нибудь средство, чтобы победить болезнь. Может быть, следует отнести тебя обратно в горы, к жрецам? Я слышал, что вера в союзе с медициной…

— Безнадежно, — простонала она. — Совершенно безнадежно!

— Замолчи! — огрызнулся Нюх. — Не желаю этого слышать, поняла?

Его тон взволновал Брионию. Никогда в жизни Нюх так с ней не говорил. Просто невероятно, чтобы добрый, великодушный ласка, ее самый лучший друг, кричал на нее!