— В Элкинс, в больницу Дэвис Мемориал.
Билли снова поднял руку:
— А почему у меня пластырь на пальце?
— Я не позволила им его снять, так что они просто залепили пластырем.
— Что ты им не позволила? Палец отнять?
— Да нет, дурачок! Не палец.
Он чувствовал себя совершенно растерянным и не понимал ничего из того, что говорила ему мама.
— А что случилось?
— Сейчас кое-кто придет и все тебе расскажет.
— Кто? Уолтер? Профессор? Я помню, что видел их, но…
Мама приложила палец к его губам:
— Не волнуйся. Врач предупредил, что ты, вероятно проснешься сегодня утром, и все пришли и ждут за дверью, но можно входить только по одному. — Она встала и шагнула к двери. — Сейчас войдет первый, а я вернусь позже.
Билли все-таки не понял:
— Все пришли?
Как только мама вышла, в палату вошла медсестра. Она измерила пульс, температуру, проверила капельницу, сказала ему какие-то хорошие слова, но Билли не слушал. Он смотрел на дверь и гадал, кто же там ждет, чтобы все ему рассказать. Оцепеневший от боли, он помнил только картины сражения его отца с охотником, а другие события, произошедшие на горе, были словно покрыты туманом.
Прошло несколько секунд, и в дверь заглянула Бонни. Когда она увидела, что Билли открыл глаза, она, вопреки своей хромоте, чуть ли не со всех ног бросилась к его кровати. Она обняла его за плечи, потом схватила его руку и запела, точно луговой жаворонок.
— Билли, как я рада тебя видеть! Я боялась, что мы тебя потеряем!
Он слабо улыбнулся:
— Наверное, я вроде дурной привычки. От меня так просто не отделаться.
Бонни заразительно рассмеялась. Билли тоже хотел посмеяться, но спохватился, трогая рукой повязку.
— Извини. Голова просто раскалывается. — Он посмотрел на Бонни и сжал ее руку. — Я так рад, что мы друзья, Бонни. Ты лучше всех.
В ее глазах блеснули слезы.
— И ты мой самый лучший друг. Когда ты думал, что меня похитил Девин, ты рисковал жизнью ради меня.
— Потом я сообразил, что он наврал, но было уже поздно. А ты приехала из самой Монтаны, только чтобы повидать меня?
Бонни рассмеялась и поведала ему всю историю, рассказав о поражении Девина и как к Клефспиру вернулась его сила. Когда она упомянула, что выронила меч, они пообещали друг другу найти его, когда Билли поправится. Память быстро восстанавливалась, и Билли в свою очередь рассказал ей о злых рыцарях, двое из которых погибли, и о своем столкновении с Палином, темным рыцарем. Они согласились, что неизвестно, что стало с ним и с Девином.
— Но я уверена, что один из них до сих пор бродит где-то здесь, — заметила Бонни. — Когда я приехала домой, чтобы взять свои вещи, то в моей комнате было все перевернуто вверх дном. Там кто-то рылся, но ничего, кажется, не пропало.
— А ты нашла кэндлстон? Может быть, он думает, что камень у тебя.
Бонни покачала головой:
— Мне не хотелось его искать, и я надеюсь, что охотник больше никогда за ним не вернется. Но если он жив, то это не исключено. Наверное, нам надо все-таки поискать его.
Билли глубоко вздохнул и посмотрел на сияющее лицо Бонни. Даже с этой ужасной ссадиной под левым глазом и лиловым кровоподтеком на скуле она казалась ему воплощением красоты и благородства. «Эти раны — шрамы любви, — подумал Билли. — Да, шрамы любви».
Он оглянулся на дверь:
— Кто там еще?
Бонни стала загибать пальцы.
— Твоя мама, профессор, — она сдавленно хихикнула, Уолтер. Мои родители тоже приезжали, но, когда врач сказал, что ты еще не скоро проснешься, они поехали купить что-нибудь для всех подкрепиться. Они скоро вернутся.
Поглядев на руки Бонни, Билли снова взглянул ей в лицо:
— Твои родители? В смысле — твои приемные родители? Здорово! Значит, их выпустили из тюрьмы?
Бонни кивнула:
— Да, выпустили, но… — Она наклонилась и прошептала ему на ухо: — Я хотела сказать: наши с Уолтером родители. Они меня удочеряют!
Билли широко раскрыл глаза, а потом улыбнулся:
— Это замечательно, Бонни. Значит, ты теперь Бонни Фоли?
Она покачала головой:
— Документы еще не оформлены, но я попросила оставить мне мою фамилию.
— Твою фамилию? А какая у тебя настоящая фамилия? Коннер?
Она снова покачала головой:
— Это была фамилия моей мамы в замужестве. А я хочу оставить себе ту, что она дала мне, — Сильвер. Она жила под ней несколько сотен лет.
Лицо Билли стало серьезным. Он одобрительно кивнул:
— Мне так больше нравится. Бонни Сильвер — красиво звучит. Но почему ты против фамилии твоего отца?
Бонни поглядела в сторону и нахмурилась.
— Если бы ты знал, как он поступил с нами, ты бы тоже был против. А еще мне показалось странным, что Девин упомянул о каком-то…
Подумав, что не стоит тут углубляться в подробности, Билли спросил:
— Ты рассказала родителям о своих… — Он показал на ее рюкзак.
— Нет. Все никак не решусь. Я так долго это скрывала, что могу еще немного подождать. Но, наверное, все равно придется признаться, пока не оформили документы.
— Итак, — подытожил Билли, — пока что мы все в том же доме: ты, я и Уолтер, и мы не ходим в школу, а учимся с профессором. Вот здорово!
Бонни подергала ремни рюкзака и улыбнулась:
— Лучше не придумаешь!
Билли хотел было кивнуть, соглашаясь, но его радость вдруг улетучилась.
— Но могло быть и лучше, — холодно произнес он. — Ведь мой папа теперь живет в пещере. — Он уставился в потолок, где горели лампы дневного света. Бонни облокотилась о перила его кровати. — Ни посмеяться теперь вместе, ни съездить на пляж, ни в футбол поиграть… Хорошо хоть, что он жив. — Он снова взглянул на Бонни. — Странно, но мне до сих пор кажется, что он человек, будто я приду домой, а там все как прежде.
Бонни тихо слушала, впитывая каждое слово. Ее нижняя губа подрагивала, в глазах скопились озерки влаги.
— В Библии у меня есть любимый стих, — наконец сказала она. — «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои». — Она вытерла слезы кулаком и продолжила: — Я не знаю, что из пророчества пока не сбылось, но я уверена, что это связано с твоим отцом. И раз мы с тобой оба летаем, мы сможем навещать его в любое время, когда только захотим.
— Летаем? Но я не умею летать.
— Но Мерлин умеет! Точнее, Мерлин Второй.