— Что случилось? — спросила я.
— Дворецкий уверяет, что его толкнули,—объяснила Кики.— Четвертое блюдо опрокинулось на Уну.
— Пожалуйста, прими мои глубочайшие соболезнования,— умолял Лестер Лю.— Обычно призрак наказывает меня, и только меня. Надеюсь, ты все-таки поразмыслишь над моим предложением?
— Довольно болтать-то: поживем — увидим,— буркнула Уна, отбирая у него палантин.
— Еще одно — прежде чем ты уйдешь.— Лестер Лю коснулся плеча дочери.— Твоя мама очень бы хотела передать тебе вот это. Это ее единственный сохранившийся портрет.— И он извлек из внутреннего кармана пиджака фотографию.
Краем глаза я разглядела портрет прелестной девушки в старомодном платье.
Уна выхватила фотографию у него из рук и стремительно выбежала за дверь.
— Ты куда? — закричала я, бросаясь за ней следом.
Уна пулей вылетела на улицу и замахала рукой. Такси, проезжавшее по другой стороне Пятой авеню, развернулось и притормозило перед ней.
— Мне нужно побыть одной,— Уна открыла дверцу и запрыгнула внутрь.
— Погоди...— начала было я, но Кики схватила меня за плечо, и дверца такси захлопнулась.
— Оставь ее,— проговорила она и в свою очередь «проголосовала» такси.
С противоположной стороны улицы донесся резкий свист. На каменной ограде Центрального парка восседал «одичавший мальчик».
— Однако быстро вы,— откомментировал Каспар при нашем приближении.— А Уна куда отправилась? Похоже, она очень торопилась.
— Ей в химчистку позарез надо,— фыркнула я.— Ест уж больно неаккуратно.
Каспар выслушал объяснение, но поверить явно не поверил.
— А змей вы видели? — жадно спросил он.
— Змеи значились в меню,— сообщила Кики.— Детеныши кобры под острым соусом. Если верить хозяину, в Китае они считаются редким деликатесом.
Я передернулась при одной только мысли о подобном «лакомстве».
— Да я предпочту грязь есть с собачьей площадки!
Но Каспар даже не улыбнулся.
— Вы сказали «кобры»? Но большинство видов кобр занесены в Красную книгу! В Нью-Йорке их купить невозможно! А ваш хозяин не упоминал, часом, где он их раздобыл?
— Говорит, из Таиланда их импортирует,— отозвалась Кики.— Да будет тебе известно, что последние сутки ты дежурил у дома одного из самых гнусных контрабандистов Нью-Йорка. Этот при необходимости что угодно раздобудет, в средствах-то он не стесняется.
— А зачем вы ужинали с контрабандистом?
— Он хотел познакомить Уну со своим домашним призраком,— объяснила я.— Нет-нет, я не шучу.
Для мальчика с собственной неправдоподобной историей, Каспар удивился не на шутку.
— Слушайте, ребята, кто вы, собственно, такие? — потрясенно вопросил он.— У вас есть карты престранных мест. Контрабандисты приглашают вас на ужин. А насчет призрака я прямо не знаю, что и думать.
— Это долгая история; давай отложим ее до другого раза,— отозвалась Кики.— Есть у меня такое предчувствие, что мы еще увидимся, и не единожды. А сейчас мне нужно домой: один мой хороший друг очень болен.
— Мне страшно жаль.— Судя по его голосу, Каспар и впрямь разделял горе Кики.— Могу я напоследок попросить вас об одной услуге?
— Конечно,— кивнула Кики.
— Передавайте от меня привет Бетти,— промолвил Каспар.— И скажите ей, что я с нетерпением предвкушаю наш совместный ужин.
Такси стремительно мчалось в деловую часть города. Мы с Кики молча сидели бок о бок. Нам нужно было о многом поговорить, но ни одна не знала, с чего начать. Наконец Кики шумно вздохнула.
— Ну и несет же от тебя.
— Это я перед самым уходом малость переборщила с «Духами доверия». С жутким дворецким столкнулась.
— А быстро ты управилась. Ты все «жучки» расставила?
— Ага. Комнат-то там не много, учитывая, что восточное крыло отрезано. Слушай, а ты правда думаешь, что в доме поселилось привидение?
— Не знаю. Уна, похоже, поверила.
— Ужас как ее жалко,— посетовалая — Покойная мать, которую Уна в жизни не видела, восстала из могилы и призывает Уну стать образцовой гражданкой.
— А вот в последнее, там, где насчет могилы, я не верю. Лестер Лю что-то затевает. И хотелось бы мне знать, что именно. Эх, мне бы сейчас ясную голову...
Кики уперлась лбом в оконное стекло и погрузилась в молчание.
— Кики? — спросила я.— У тебя все в порядке?
— Разумеется, нет. Я же только что тебе объяснила, что Унин папочка замышляет недоброе.
— Я про другое. Ты то и дело пропускаешь встречи или приходишь с опозданием. На тебя это не похоже. Насколько серьезно больна Верушка? Ты что-то скрываешь?
Кики потерла глаза, размазывая тушь. Набрала в грудь побольше воздуха — надышавшись, к слову сказать, «Духами доверия».
— Я совершила глупейшую ошибку,—призналась Кики.— Возможно, Верушка умирает. И даже если она не умрет, мы обе здорово блипли.
Я была так потрясена услышанным, что даже заплакать не заплакала. И слова с языка не шли.
— Могу я ее увидеть? — Вот и все, что я сумела выговорить.
Десять минут спустя я уже стояла в дверях Верушкиной комнаты, не в силах сделать дальше ни шагу. Если бы не медленный и ровный ритм кардиомонитора, я бы первая уже названивала в похоронное бюро. Кики опустилась на колени в изголовье кровати, сжала в ладонях безжизненные, посиневшие руки своей опекунши, осторожно убрала со лба седую прядь волос. Ресницы Верушки затрепетали, губы задвигались. Кики наклонилась к самому ее лицу, чтобы не пропустить ни слова.
— Я же не могла хранить этот секрет вечно,— отвечала Верушка дрожащим голосом.— Ананка о тебе тревожилась. Остальные бы тоже с ума сходили от беспокойства, если бы знали правду.— Верушка слабо подала знак Кики нагнуться поближе и зашептала ей что-то на ухо.
— Верушка, я ей ни за что не скажу, будь спокойна на этот счет. Ты совершенно права. Ей нужны все силы, чтобы противостоять отцу. Да, я позабочусь о том, чтобы она не попала в беду. Хотя это и непросто. Теперь вот еще и эта история с призраком...
Пожилой мужчина в белом халате протиснулся мимо меня и принялся за работу: набрал в шприц какой-то бесцветной жидкости. Поднес шприц к свету, постучал по стенкам, чтобы избавиться от пузырьков воздуха. Из иголки ударила струйка.
— Что Вы ей вводите? — осведомилась Кики. Доктор воткнул шприц в левую ногу Верушки. Ресницы пациентки затрепетали и снова неподвижно легли на щеки.
— Ты все равно не поймешь,— буркнул доктор.
— А я попробую,— настаивала Кики, выпрямляясь во весь рост и буравя доктора глазами.— Я, конечно, еще ребенок, но не умственно отсталый.