— Сколько кроликов тебе нужно, Орех-рах? — задал вопрос Одуванчик. — После того, что рассказал Падуб, я решил, что всей нашей команды не хватит, чтобы справиться с эфрафцами.
— Я хочу обстряпать все потихоньку, — произнес Орех. — Но кто знает, как обернется. Ясно одно: с крольчихами быстро домой не вернешься, и если вдруг нас заметит внешний патруль, сил на драку должно хватить.
— Нам нужно будет пробраться в Эфрафу? — робко спросил Плошка.
— Нет, — сказал Орех, — мы…
— Никогда не думал, Орех, — прервал его Падуб, — что наступит такой день, когда я стану с тобой спорить. Но хочу сказать одно — это будет полный разгром. Я знаю, на что ты рассчитываешь: генерал Дурман никогда не сталкивался с умными кроликами вроде Пятика или Чернички. В этом ты, наверное, прав. Так оно и есть. Но беда в том, что никто — ни крольчиха, ни кролик — не сумеет покинуть Эфрафу. Вы ведь знаете — я всю свою жизнь провел в таких вот внешних патрулях. Но с эфрафскими гвардейцами мне не тягаться, и я не стыжусь в этом признаться. Они догонят и вас, и крольчих и убьют всех. Фрит небесный! Рано или поздно каждый все равно найдет себе подругу! Я понимаю, хочется как лучше, но будьте благоразумны, выбросьте это из головы. Поверьте, самое лучшее, что тут можно придумать, — это держаться от Эфрафы как можно дальше.
В «Улье» заговорили все разом.
— Наверное, он прав! Кому хочется, чтобы его разодрали в клочья?
— А тому-то бедняге как уши разодрали!
— Да, но Орех-рах знает, что делает.
— Это слишком далеко.
— Я не хочу идти.
Орех терпеливо ждал, пока все угомонятся. Наконец он сказал:
— Ну вот что. Можно остаться и радоваться тому, что у нас есть. Но можно и попытаться устроить свои дела раз и навсегда. Конечно, поход будет опасный — это понимает каждый, кто слышал, что произошло с Падубом. Но разве нам не пришлось рисковать каждый день, каждую минуту с тех пор, как мы ушли от Треараха? Чего же вы хотите? Сидеть тут и грызться из-за двух крольчих, когда в той самой Эфрафе, которой вы так испугались, их полным-полно и они только рады будут сбежать оттуда?
— А что скажет Пятик? — спросил кто-то.
— Я-то уж точно пойду, — спокойно ответил Пятик — Орех совершенно прав, и план у него что надо. Но обещаю, если потом я почую неладное, молчать не стану.
— А я, если такое случится, буду его слушаться, — подхватил Орех.
Наступила тишина. Потом заговорил Шишак:
— Вот вам мое слово: я иду, и, к вашему сведению, Кехаар тоже будет с нами.
Раздался гул удивления.
— Но кому-то нужно и здесь остаться, — напомнил Орех. — Кроликов с фермы нечего и думать брать на такое дело, а тех, кто уже побывал в Эфрафе, я и просить не стану рисковать головой еще раз.
— Но я все же пойду, — заявил Серебряный. — Я так успел возненавидеть генерала Дурмана с его Советом, что мне до смерти хочется оставить их в дураках. Если, конечно, для этого не придется идти в саму Эфрафу — это уже слишком. Но нужно же, чтобы кто-то знал дорогу.
— Я тоже пойду, — пискнул Плошка. — Орех-рах спас мне… Я хочу сказать… Я уверен, он понял, что я имею в виду… — Он смешался — В любом случае я пойду с вами, — закончил Плошка дрожащим голосом.
В тоннеле, который выходил в лес, послышался шорох, и Орех крикнул:
— Кто там?
— Это я, Орех-рах, Черничка.
— Черничка? — удивился Орех. — Я думал, ты здесь. Где же ты был?
— Прошу прощения, что опоздал, — ответил Черничка. — Собственно говоря, мы обсуждали наш план с Кехааром. Он мне здорово помог. Не знаю, выберемся мы оттуда или нет, но, похоже, генерал Дурман останется с длиннющим носом. Поначалу я думал, что это невозможно, но теперь точно знаю: у нас получится.
— «Туда, туда, где трава зеленее, — начал Колокольчик. — Туда, где рядами салат подрос, где бегает кролик, что всех сильнее. Все знают его расцарапанный нос». Я, кажется, тоже пойду — просто из любопытства. Я, как птенец, все открывал, закрывал рот, чтобы спросить, что же это за план такой, но никто ничего не говорит. Наверное, Шишак изобразит храдада и вывезет из Эфрафы всех крольчих до единой.
Орех сердито глянул в его сторону. А Колокольчик сел на задние лапы и пропищал:
— «Генерал Дурман, сэр, ну прошу вас, пожалуйста, я всего лишь маленький храдада, у которого вылился весь бензин, так что если вы не побрезгуете попорченной травкой, то Я, сэр, пожалуй, отвезу этих дам…»
— Колокольчик, заткнись! — закричал Орех.
— Прошу прощения, Орех-рах, — произнес удивленный Колокольчик. — Я не хотел никого обидеть. Я только хотел вас немного развеселить. В конце концов, ведь при мысли о том, что придется идти в это жуткое место, всем становится не по себе. Ты ведь не станешь за это сердиться, не станешь? Похоже, дело это ужасно опасное.
— Ну ладно, — бросил Орех. — Давайте сейчас закончим обсуждение. Подождем, посмотрим, решим. Это будет по-кроличьи. Кто хочет, пусть остается, но кому-то идти придется. А сейчас мне надо потолковать с Кехааром.
Кехаар сидел на дереве и отдирал с каких-то костей громадным своим клювом куски жесткого вонючего коричневого мяса. Орех сморщил нос, содрогнувшись от запаха, который ворвался в лесной воздух и уже привлек внимание муравьев и синих мух.
— Силы небесные! Что это, Кехаар? — спросил он. — Что это так воняет?
— А ты не снаешь? Это рыпа, рыпа из Польшой Фоды. Это хороший рыпа.
— Из Большой Воды? Ты сам ее поймал?
— Нет-нет. Ее поймал люди. Фнису на ферме есть много таких грясных мест. Она там лешала. Я полетал, нашел рыпу — она пахнет Полыной Фодой, — фсял и принес. Я вспомнил Польшую Фоду. — И Кехаар снова принялся терзать наполовину объеденного лосося.
Орех сел, стараясь сдержать отвращение и тошноту, а Кехаар подцепил рыбину клювом и заколотил ею по ветке так, что кусочки полетели во все стороны. Орех собрался с духом.
— Кехаар! — позвал он. — Шишак говорит, что ты полетишь с нами в большой городок и поможешь привести крольчих.
— Та-та, пойду с фами. Я нушен местеру Шишаку. Он гофорит, там пудет важно, что я не кролик. Это хорошо, а?
— Да, очень. Это наш единственный шанс. Ты хороший друг, Кехаар.
— Та-та, я помогу прифести фам подрушек. А сейчас вот что, местер Орех. Я очень хочу к Польшой Фоде — фсегда-фсегда хочу. Я слышу Польшую Фоду, я лечу туда. Сначала пойтем за подрушками, я помогу фам, сколько надо. Потом, когда есть подрушки, я улечу далеко-далеко и уше не вернусь. Я вернусь потом, в тругой раз. Осенью или симой я прилечу к фам шить, хорошо?
— Мы будем скучать по тебе, Кехаар. Но когда ты прилетишь снова, у нас будет большой-большой городок и много-много крольчих. Ты будешь гордиться, что помог нам, Кехаар.