Город рос, и Дурман совершенствовал свою систему управления. Ему пришло в голову, что толпа пасущихся утром и вечером кроликов наверняка может привлечь чье-то внимание. И он придумал подразделения, поставил во главе каждого офицера, выбрал часовых, а на силфли разрешил выходить только в излюбленное всеми время — рано утром и на закате. Все приметы присутствия в лесу кроликов он приказывал прятать, как только можно. Гвардейцам ауслы разрешалось больше — они могли сами выбрать себе подругу, ходили, куда хотели, и ели, когда хотели. Но любая ошибка на службе каралась понижением в звании и потерей привилегий. Рядовым кроликам полагались куда более суровые наказания.
Когда Дурман понял, что одному во все стороны уже не поспеть, он создал Совет. В Совет вошла часть гвардейцев, остальных Дурман выбрал исключительно за ум или преданность. Так, почти оглохший старик Подснежник был непревзойденным специалистом по безопасности. Это он посоветовал не соединять переходами разные подразделения, чтобы болезнь или отрава не распространились на все племя. Да и заговор так легче заметить. И кроликам запретили ходить в гости друг к другу без разрешения офицера. По совету того же Подснежника генерал взял под свой контроль и рытье новых нор, ибо чрезмерно разросшийся город станет заметным, да и центральную власть в нем наверняка не удержишь. Нелегко было Подснежнику убедить в этом Дурмана, ибо такой контроль ограничивал не только город, но и неиссякаемое стремление генерала добиться все большей и большей власти. Теперь понадобилось искать новый выход, и, едва приказав прекратить строительство, генерал придумал внешние патрули.
Начались они под командой Дурмана с обыкновенных налетов на чужие владения. Генерал брал с собой четырех или пятерых гвардейцев и просто бежал на поиски приключений. С самого начала им повезло: наткнувшись на больную сову, которая съела мышь, отравившуюся зерном, они загнали ее и убили. А на следующий день встретили двух хлессилей и привели силой в Эфрафу. Но Дурман был не просто громила. Он умел и подбодрить своих, и зажечь в них жажду соревнования. Прошло совсем немного времени, а офицеры уже наперебой просили позволения пойти в патруль. Дурман начал давать задания: найти в заданном направлении хлессилей, выяснить, не появились ли в том или ином амбаре крысы, не пора ли их выгнать оттуда. Он запрещал патрулям только одно — подходить близко к фермам и огородам. Однажды патруль, которым командовал капитан Ятрышник, обнаружил в двух милях к востоку от Кингсклер-Овертонской дороги, на опушке Орехового леса, крохотный городок. Поход против жителей городка возглавил сам генерал. Племя было разбито, оставшихся в живых доставили в Эфрафу, но через некоторое время кое-кто из пленников дослужился даже до ауслы.
Шли месяцы, и внешние патрули стали обычным делом. Летом и в начале осени одновременно в поиск выходили два-три патруля. И вскоре вокруг Эфрафы не осталось ни одной кроличьей норы, а если вдруг сюда случайно забредал одинокий бродяга, его сразу подбирали патрульные. Потери во время таких рейдов были большие, потому что гвардейцам запрещалось прятаться от хищников. Частенько командирам требовалось все мужество и опыт, чтобы и задание выполнить, и привести патруль — вернее, остатки патруля — обратно в Эфрафу. Но аусла лишь гордилась этим. Кроме того, генерал любил время от времени сам пойти вслед за патрулем и проверить, кто и на что способен. И не раз случалось, что, оставшись один, командир разбитого патруля, хромая вдоль изгороди под дождем и рыдая, как заяц под кустиком плевела, в целой миле от Эфрафы натыкался на генерала и вытягивался в струнку, давая отчет, как, почему и где он потерял свой отряд. В патрули отбирали самых смышленых, самых быстроногих, самых безжалостных, а потери — в плохие времена погибало за месяц по пять-шесть патрулей — вполне устраивали Дурмана, во-первых, потому что теперь ему надо было сократить население городка, а во-вторых, потому что это означало, что аусле понадобятся новые гвардейцы и юные кролики изо всех сил постараются заслужить эту честь. Мысль о том, что гвардейцы расплачиваются жизнью, чтобы выполнить его приказ, льстила Дурману, хотя и он сам, и Совет безоговорочно верили в то, что именно он дал всему племени спокойную, безопасную жизнь, а цена, которую им приходится платить, несравнима с таким благом.
Но в тот вечер, когда генерал вышел из-под вязов поговорить с капитаном Кервелем, он был всерьез озабочен. Держать поселение в прежних границах становилось все трудней и трудней. Перенаселение превратилось в серьезную угрозу, причем тогда, когда большинство крольчих осталось без потомства. От этого, несмотря на прекрасную жизнь, у них испортился характер, и управлять ими стало нелегко. Недавно несколько крольчих пришли на Совет за разрешением покинуть город. Сначала они говорили спокойно, обещая, если Совет захочет, уйти далеко-далеко, но когда поняли, что их просьбу ни за что не удовлетворят, пришли в такой гнев, в такую ярость, что пришлось применить строгие меры. До сих пор у генерала не прошел неприятный осадок. И наконец, в последнее время аусла начала терять среди рядовых былое уважение.
Какие-то четверо бродяг, выдававших себя за послов, по решению Совета были отправлены в подразделение с меткой на правом боку. Генерал не успел выяснить, откуда они взялись. Им с легкостью удалось провести командира подразделения, прорваться сквозь посты и скрыться под покровом ночи. Разумеется, офицера, отвечавшего за это подразделение, капитана Анхуза, разжаловали и прогнали из ауслы. И это наказание, пусть справедливое, тоже оставило неприятный след в душе генерала. Беда была в том, что в Эфрафе почти не осталось хороших офицеров. Подобрать гвардейцев для ауслы — как правило, часовых — не представляет труда, но офицеров — другое дело, а тут меньше чем за месяц потеряны трое. Анхуза генерал списал со счетов — никогда его не восстановит в звании. Капитану Горчаку не повезло еще больше: преследуя беглецов, он, храбрый, изобретательный кролик, попал под поезд. Вот еще одно доказательство того, что все зло на свете от людей. Но самую скверную и поразительную новость принесли гвардейцы, вернувшиеся всего две ночи назад после обхода северных границ Эфрафы. Капитана Кровца, самого опытного, самого достойного служаку, убила лисица. Случай странный и неприятный. Патруль наткнулся на след довольно большой группы кроликов, очевидно направлявшихся в сторону Эфрафы с севера. Патруль устремился вдогонку, вышел на окраину леса, но не успели гвардейцы и глазом моргнуть, как вдруг прямо на них вылетел чужак. Разумеется, его попытались остановить, но за ним, как видно, гналась лиса, потому что в мгновение ока она ворвалась в лес и убила беднягу Кровца. Помощник командира патруля Крестовник приказал остальным возвращаться и довел их до дома в полном порядке. И правильно сделал. Но чужака потерял, а гибель Кровца, за которую и отомстить- то некому, привела ауслу в полное уныние.
Генерал выслал в погоню новые патрули, но тем удалось лишь установить, что чужаки перебрались через железную дорогу и исчезли где-то на юге. Мысль о том, что они прошли так близко от Эфрафы и ускользнули от гвардейцев, была просто невыносима. Наверняка по-настоящему предприимчивый офицер и теперь еще смог бы догнать их. Именно предприимчивый, скажем, как капитан Дрема. Генерал редко посылал патрульных на ту сторону железной дороги, и эфрафцы плохо знали сырой правый берег. Он пошел бы и сам, но из-за всех домашних неурядиц это было рискованно, да и Дрему сейчас не отпустишь. Нет! Пусть это невероятно обидно, но о чужаках лучше на время забыть. Сначала нужно пополнить поредевшие ряды ауслы.