— Знаете, — сказала она, видя, что я мучаюсь от сознания своей вины, — вы, наверное, впервые слышите о ненависти к усопшему, но я должна говорить вам именно так, может быть, я должна сказать больше. Вы очень тронули меня, миссис Рочестер, поэтому простите мне мою ненависть! Глядя теперь на вас, я вдруг узнала себя, такой я была в вашем возрасте, когда меня сломали… Не живите без любви, миссис Рочестер, это, я вам скажу, — самое главное. Но, глядя на вас, мне думается, вы это сами уже открыли…
Она сжала в руке лист пальмы и произнесла с легкой иронической улыбкой:
— Вот так меня когда-то сломали, как я сломала это растение… Лист завянет, пожелтеет, но не умрет… Не умерла и я… Потом… я видела, как ломают другие листья… Идите за мной.
Взяв меня за руку, как будто наша случайная близость поддерживала ее решение, миссис Олри прошла анфиладой комнат к лестнице и подняла голову.
— Там кабинет Марка, — сказала она.
Мы поднялись к темной резной двери. Не сразу открыла ее вдова. Прежде чем совершить это, она еще раз пристально взглянула в глубину моих глаз, как бы с сомнением и упрямством.
На миг мстительные складки залегли у ее губ, сверкнули глаза и погасли. Не раз уже по пути она заговаривала сама с собой, и я услышала:
— Господи, Боже, помоги мне и научи не сказать лишнего!
Отчего, не знаю, ее молитвенный шепот испугал меня. Я уже хотела было повернуть назад, уйти, но чувство сострадания к несчастной, потерявшей над собой контроль, полуобезумевшей женщине оказалось сильней. «Если бы я оказалась здесь раньше, можно было бы поддержать ее дух!» — с горечью раскаяния подумала я, перешагивая порог роскошной большой комнаты.
— Здесь я оставлю вас, — вдруг сказала вдова, — вы хорошенько осмотритесь. Мне кажется, вам это будет интересней, чем беседовать со старой, глупой, злой женщиной… Вот шкафы, в них книги — любимое и постоянное чтение моего покойного мужа. Вы, миссис Рочестер, в этом, я думаю, многое поймете, а когда захотите уйти, позвоните. Я тотчас приду. Есть вещи, о которых тяжело говорить, — прибавила она.
В ее словах я услышала горькую усмешку. Вдова, взяв со стола часть бумаг, вышла и притворила дверь. Стало тихо. Я осталась одна.
Мой взгляд остановился на драгоценных рамах картин, затем на картинах. Их было более двадцати, кроме панно. И все они казались иллюстрациями одного сочинения — так однородно было их содержание.
Феи, русалки, символические женские фигуры, любовные сцены разных эпох, купающиеся и спящие женщины, наконец картины более сложного содержания, однако и здесь — поцелуй и любовь; я пересмотрела картины так бегло, что едва запомнила их сюжеты. Я торопилась. Моим желанием, читатель, было охватить вниманием все сразу или сколько возможно полнее.
Поэтому, быстро переходя от столов к этажеркам, от этажерок к шкафам и статуям, везде, так или иначе — в форме безделушки, этюды или изваяния — я наталкивалась на изображение обнаженной натуры, из чего я вывела заключение, что покойный Марк имел пристрастие к живописи, может быть, рисовал сам.
«Но что я должна смотреть, что надо мне увидеть, для чего эта женщина оставила меня здесь?» — думала я, рассматривая сквозь стекла шкафов красивые переплеты книг, уже всколыхнувшие мою страсть к чтению.
Я сказала себе:
— Начну с главного. Наверное, эти книги были очень дороги Марку. Посмотрю их.
Открыв шкаф, я взяла в руки миниатюрный томик. И по привычке заглядывать в сердце книги, я прочла несколько страниц. То, что открывалось моему сердцу и глазам по мере прочтения, вызвало на моем лице жаркий румянец стыда.
Но я не уронила и не бросила удивительное издание.
Я аккуратно поставила его на прежнее место, прикрыла дверь шкафа, медленно подошла к висящему над дверью колокольчику и тронула шнур.
В один миг все стало мне ясно; вся загадочная связь Марка с дикой женщиной из племени адиваси, и последовавшая за ней болезнь и смерть — всему я нашла очень простое объяснение.
«Смерть — это наказание за наши грехи», — подумала я.
На мой звонок скоро пришла вдова.
— Что-нибудь вам рассказать еще? — спросила она.
— Нет, нет, довольно, — поспешила сказать я. — Теперь я уйду. Спасибо вам.
— За что? — миссис Олри удивленно пожала плечами.
— За то, что доверили мне тайну… Я кое-что поняла. Поцеловав миссис Олри в щеку, я поспешила вниз по лестнице.
Очутившись снова под жарким солнцем, я поблагодарила Господа от всей души за то, что просто живу на свете. Усталая, но просветленная сердцем и умом, в тот же день я вернулась домой…
Я начала писать именно тогда. Сознание своей виновности и греховности сменилось чистой тоской. Но с каждым днем все сильней и отчетливей осознавала я роковую линию, которую провела Судьба на моей ладони. Линию, граничащую с линией любви.
Прошло несколько дней, после того как я вернулась домой. Однажды ранним утром, лишь только начало светать, меня разбудил взволнованный голос Раджа:
— Миссис Рочестер, вам лучше вставать… Я думаю, лучше вставать… Похоже, землетрясение…
Я выбежала на улицу. Но в тот же миг меня будто ударили по ногам. Я упала и, поднявшись, растерянно посмотрела вокруг. Часть из слуг тоже выбежали на улицу вслед за мной. Я шаталась. Вокруг меня со звоном лопались и осыпались стекла соседних домов.
Сумасшедшее сердцебиение заставило меня жадно и глубоко вздохнуть. Мягкий, решительный толчок снизу повторился, отдавшись во всем моем теле, и я увидела, что земля шевелится… Камни покачивались и разлетались в стороны.
— Боже! Что же это, что же это такое?! — слабо воскликнула я.
Я хотела побежать, но не могла. Новый удар помутил мое сознание. Слезы и тошнота душили меня.
С купола храма Марии, кувыркаясь в воздухе, неслись лепные фигуры, поражая землю градом ударов. Купол осел, разваливаясь, колонны падали одна за другой, я увидела перед собой расколотое лицо Марии с Христом-младенцем на руках.
Взметнувшаяся с земли пыль обожгла мои глаза.
Грохот раздавался отовсюду. Это падали дома. Груды камней подымались со всех сторон. Бежали какие-то люди, рыдая, и крича, и в ужасе озираясь.
Одна из индианок, с растрепанными волосами, хватаясь за камни в обломках стен, но обессилев, падала, выкрикивая бессвязные звуки.
Небо словно потеряло высоту, стало низким. Уцелевшие дома казались среди развалин башнями…
Я бежала в обезумевшей толпе людей, пестрой и разнообразной… Были здесь и христиане, и буддисты и слуги Великого Шивы. Каждый бормотал известные ему молитвы, заклинания, и все они сливались в один глубокий стон.
Глаза мои наполнились слезами, душевное потрясение разразилось истерикой. Я молилась всем богам вместе…