— Я пойду туда… И что?
— Ты пойдешь. Не пытайся таиться, даже наоборот — как можно громче шуми.
— Зачем?
— Чтобы они тебя нашли.
— Кто они? — Гобзиков огляделся.
— Люди. Двое. Их двое будет. Скорее всего… Ты, главное, не сопротивляйся, они нервные. Лучше всего коси под дурака…
— Я не понимаю…
— Не бойся, все будет хорошо.
— Но зачем мне…
— Так надо. Понимаешь? Надо! И по-другому не получится!
— А если они все-таки…
— Не беспокойся, — покачала головой Лара, — они тебе ничего не сделают. Так разве, по мелочи. Скажешь, что ты исследователь, что много слышал про этот город разных слухов… А теперь типа слухи проверяешь. Короче, гони. Ты же умеешь гнать, я помню.
Лара усмехнулась.
— Твоя задача — задержать их как можно дольше. Отвлечь на себя. Вот твоя главная задача.
— А потом?
Лара пожала плечами.
— Потом они все поймут. Но тобой заниматься не станут, ты не волнуйся. Они поспешат ловить меня, а про тебя забудут. На какое-то время. Ты не тяни — беги к пер… К летательному, короче, аппарату. К Кипчаку. Ждите меня там. Вот и весь план. Все просто.
— Мы ведь за драконом идем? — спросил Гобзиков.
Лара не ответила.
— Холодно тут совсем. — Он поежился. — А получится?
— Получится. Обязательно получится. И двинем в теплые края. Там у нас будет дом. Ладно, пора…
Лара похлопала Гобзикова по плечу и побежала обратно, к железной дороге. Уняв зубовную дрожь, он отправился в город.
Первая улица, которая называлась улицей Матвеева, была длинная и тянулась через полуразваленные двухэтажные дома. Гобзиков шагал по самому центру улицы и на перекрестке с улицей Парковой остановился. Подумал: почему Парковая? Парка-то никакого нет… Есть Дом культуры железнодорожников, помпезное строение в духе сталинского ампира, на нем даже афиши сохранились — дискотека в среду, пятницу, субботу. Стекла все целы. Гобзиков поднял кусок спрессованного снега, запустил в окно. Звук получился громкий. Гобзиков надеялся, что его услышали, забираться в странный замерзший город слишком далеко не хотелось.
Но разбитое стекло никого не привлекло. Гобзиков грохнул еще два — ничего. Он постоял и, вздохнув, потопал вперед. Через километр разваленные дома с разрисованными фасадами сменились одинаковыми серыми пятиэтажками — на первом этаже магазин, выше заснеженные балконы. Улица Матвеева плавно переросла в улицу Ленина.
И вывески. Из витых разноцветных трубочек. Они в темноте светиться еще должны. Гобзиков шел и читал. Он любил читать вывески. К тому же названия были тоже необычные, старомодные, что ли. Загадочное «УТВК», трогательные «Пончики». «Сладкоежка»… «Сладкоежка» особо Гобзикова растрогала, он даже чуть туда не заглянул.
Через дорогу от «Сладкоежки» точно в такой же пятиэтажке располагался длинный магазин с лаконичной вывеской «ДМ». Гобзиков сначала не понял, что такое «ДМ», подумал, что «Дом моды», но потом по облезлому Буратино в витрине догадался, что все-таки «Детский мир». Решил посетить. Дверь была открыта, Гобзиков проник внутрь.
«ДМ» попался какой-то дикий, Гобзиков таких никогда не видел. Даже в их городе «Детский мир» был нормальный: пластиково-мускулистые герои, радиоуправляемый китайский «Т-6» с лазерной указкой в пушке, игрушечная микроволновка по цене настоящей, в общем, все как полагается. А тут другое.
В одном отделе обнаружилось невиданное количество моделей железных дорог, в отделе деревянных игрушек — богатый выбор кубиков, разборных домиков, пирамидок. Большой отдел головоломок, причем каких-то оригинальных. Например, про головоломку «Петля Бурята» Гобзиков никогда не слышал.
Музыкальные инструменты были в основном почему-то представлены барабанами и трубами. Это было то, что надо. Сначала Гобзиков планировал разжиться свистком, но труба показалась гораздо более подходящим инструментом. Гобзиков сорвал ее со стены, выбрался на улицу. Набрал в легкие побольше воздуха, дунул.
Труба крякнула. Не так уж громко, но очень противно. Зато такие звуки точно распространяются далеко и слышатся хорошо. Гобзиков обрадовался и дунул еще, с использованием всей силы легких. С соседнего дома оборвались сосульки, обрушились на вывеску «Аптека № 80» и откололи «№ 80». Стало веселее.
Улица Ленина, судя по всему, являлась центральной в снежном городе. Гобзиков двигался по ней, разглядывал вывески, настроение постепенно улучшалось.
Улица была совершенно пуста, ни мерзлых тел, ни разбитых машин, только снег. Гобзиков думал, что по улице Ленина пересечет весь город, но вдруг она закончилась, упершись в круглую, как пятак, площадь. Гобзиков поглядел на угол ближайшего дома — Юбилейная.
Площадь Юбилейная была обычной площадью — на нее выходило сразу несколько улиц, а между высились здания. Все в том же стиле сталинского ампира. Особенно Гобзикову понравилось серое, почти даже черное, строение. Высокие колонны, треугольный портик, трехметровые двери. Перед входом памятник. Нет, скульптурная композиция. Черные фигуры каких-то суровых ребят с тяжелыми отбойными и обычными молотками, в касках с фонарями, в робах, в сапогах. Идут куда-то целеустремленно. А перед ними на отдельном невысоком пьедестале мальчонка. И тоже с трубой. Гудит, смеется.
Гобзиков поглядел на памятник, на трубача, затем решил погудеть. Сплюнул, спрятал лицо под пальто и набрал теплого воздуха. Приложил губы к медному мундштуку и дунул.
Труба гаркнула. Эхо запрыгало по фасадам, зазвенели стекла, опять хлопнулись сосульки. Эффект получился что надо. Гобзиков попробовал отнять трубу от губ, но труба не сдвинулась, а губы чуть не оторвались. Гобзиков попробовал еще раз, но уже осторожнее, проверочно.
Так и есть, примерз.
Гобзиков не поверил. Не мог поверить. Казус «лыжной палки» случался с ним неоднократно, особенно в начальной школе. Как сотни своих сверстников, Гобзиков в детстве никак не мог поверить, что если в холодную погоду лизнешь что-нибудь железное, то прилипнешь с большой долей вероятности. И Гобзиков лизал. Знал, что прилипнет, но все равно лизал. Хрестоматийные лыжные палки, не менее хрестоматийные качели, дверные ручки и другие металлические предметы. Правда, у Гобзикова хватало ума не лизать внутренности морозильной камеры, как делали совсем уж экстремальные ребята.
Надо было срочно найти теплое помещение. Гобзиков огляделся. Площадь Юбилейная явно не была таким местом, и Гобзиков горько замычал. Потом попробовал отделить трубу еще раз. Та держалась крепко. Тогда Гобзиков попытался освободиться по-другому — решил разогреть мерзлую медь слюной.
Подобная тактика ситуацию только усугубила, слюна заполнила пространство вокруг рта, мгновенно замерзла и окончательно перекрыла доступ воздуха. Гобзиков попытался дышать через нос, но было ужасно больно, к тому же скоро нос тоже заполнился инеем.