В лагере завизжали, и вдруг завыла сирена, и послышались крики, лисы шли через лагерь, наверное, это было страшно. Ты спишь, и вдруг сирена, ты выскакиваешь наружу, а вокруг лисы, сотни, бегут непонятно куда, и что вообще происходит.
Слишком много лис, интересно, чем все это вызвано?
Я не успел понять, чем это вызвано, на меня кинулся старый матерый лис со рваными ушами. Он вынырнул из стаи и вцепился мне в плечо. Это оказалось не очень больно, но как-то неприятно, зубы оказались острые и тонкие, они пробили шерсть и вонзились в кожу, я двинул корпусом и стряхнул его, лис оказался легок, точно мешок, набитый травой, он отлетел в сторону, тут же вскочил и умудрился опять повиснуть на мне. Я изловчился и откусил лису хвост.
Неожиданно.
Не знаю точно, но мне всегда казалось, что хвост для лис значит очень многое, во всяком случае, лишившись хвоста, лис заорал душераздирающе, с надрывом и болью, что меня, если честно, порадовало. До сегодняшнего дня я еще никому не откусывал хвост, оказалось, что это совсем не трудно, хвост был гораздо менее твердым, чем, допустим, швабра. Щелк зубами – нет хвоста. Бесхвостый завизжал и ринулся прочь, остальные же, напротив, рассердились, они бросились на меня с разных сторон, не знаю почему, чем я им помешал, наверное, просто стадное чувство, инстинкт – на дороге чужой, значит, его надо убрать, хотя я никакой агрессии не проявлял, а может, бесхвостый это им приказал. Может, бесхвостый – их вожак, приказал – и они напали.
Тактика у них была интересная – они набрасывались, кусали, стараясь повиснуть, а когда я хотел прижать лиса зубами, тот ловко отпрыгивал в сторону. Каждый отдельный укус не наносил значительного вреда, но этих укусов было слишком много.
Пожалуй, я бы мог их убить. Не всех, конечно, но некоторых точно, лисы слишком долго не пили воды и слишком хорошо подставлялись, наверное, от усталости, не знаю. От страха скорее всего, они боялись так сильно, что готовы были умереть. Но крови мне не хотелось, в сущности, лисы неопасные зверушки, немного нечистоплотные и склонные к поеданию мышей и падали, безобидные по большому счету. Пришлось откусывать хвосты.
Это оказывало на лис впечатление, действенная мера против лисьего беспредела, лишившись хвоста, лисы мгновенно утрачивали боевой настрой и отступали. Я откусил пять хвостов и не намеривался останавливаться на достигнутом, разозлили они меня очень.
Впрочем, лис было так много, что на замену одного бесхвостого тут же поступали двое хвостатых. И прыгали, и висли, целили в лапы, стараясь повредить сухожилия, это у них почти получалось. В конце концов я разозлился и цапнул пару штук по-хорошему, за бока и за лапы, до крови. Это несколько охолодило лис, они схлынули и стали нападать издали, тявкали громче и с ненавистью.
В лагере тем временем продолжалась неразбериха. Продолжала вопить сирена, а еще кто-то звенел в рельс, и слышались крики. Вряд ли лисы представляли настоящую угрозу, смысла нападать на людей у них никакого нет, просто… Это необычно, дико, лисье нашествие – где это видано.
Лисы нападали на меня и останавливаться не собирались, я начал отступать, я уже понял, что справиться с ними не удастся и неплохо бы вообще убежать, конечно, это позор, но, с другой стороны, кто меня увидит? К черту этих лис…
Сбоку, я не заметил откуда, вынырнул тощий ободранный лисяра, он извернулся, сложив спину почти пополам, впился мне в бедро и попал в нерв, так что боль прострелила меня от когтей на прибылых пальцах до кончиков ушей. Я рявкнул и ухватил лиса поперек морды, и сжал зубы, я мог бы сильнее, чтобы переносица у лиса сломалась, чтобы откусить ему верхнюю челюсть, но я опять не стал этого делать – с возрастом становишься сентиментальным. Я не выпустил его, оступился, и мы вместе скатились с пригорка к ручью. И тут уж я не стал себя ограничивать – содрал шкуру ему с переносицы, и все, этого хватило – вонючка отвалился в сторону, обгадился и прикинулся мертвым. Достойный сын лисьего племени, все они такие, чуть прижмешь – сразу помет мечут.
Едва я поднялся на ноги, как меня обступила уже маленькая стая, семь штук, все злые, запахучие и готовые к убийству. Прикинувшийся мертвым дристун тут же ожил, отряхнул лапы и присоединился к своим товарищам. Лисы прижали меня к ручью. К этому моменту я был изрядно искусан и устал, я остановился на берегу над глубоким участком, затем ободранец, страдающий некрепким желудком, скакнул ко мне, завизжал и клацнул зубами перед носом. Нет, я не испугался, просто это случилось неожиданно слишком, я опять оступился и съехал, сначала по брюхо, потом и глубже, хлебнул воды и закашлялся.
А лисы вдруг успокоились. Они смотрели, как я стою в воде, громко дышали и фыркали с видом победителей. Сами в воду не спускались, я тоже не спешил выбираться, возникла передышка.
Я понял, почему они шли через лагерь – из-за озера. От лагеря до озера по прямой меньше километра, а дальше можно вдоль восточного берега, на север. Вдоль западного берега никак, там болота, так что можно только через лагерь. Хорошо, что только лисы, если бы лоси побежали, было бы сложнее, лосю рога не откусишь, они у него твердые, перешибет копытом.
Лисы были совершенно безмозглы, они стояли с победительским видом и скалили зубы. Я почувствовал, что сил у меня не осталось, могу только стоять и смотреть, к тому же когда я старался рыпнуться, лисы начинали рычать и скрести когтями по земле.
Наверное, через час все закончилось. Шум, доносившийся со стороны лагеря, стих, лисы исчезли, а я остался в воде, и сидел в ручье почти до вечера. Места укусов чесались, но воспаление не началось, края ран оставались бледными, это успокаивало. Конечно, инфекция могла проникнуть, но это станет известно не сразу, через пару дней, а значит, и думать об этом буду завтра. Лисы ушли, и я вполне мог бы выбраться на берег, мне очень хотелось лечь в мох и полежать, носом в подорожник, лапами в землянику. Только я не мог ничего с собой сделать – весь лес был заполнен вонью, лисьим запахом, и я тоже весь им провонял, даже ручей за многие часы не смыл с меня их кровь и слюни.
Я смог сломать себя только к вечеру. В лагере не зазвонили в колокол, и мне это не очень понравилось, я окунулся в воду еще раз, после чего выбрался на сушу.
Ноги дрожали. Кажется, я все-таки замерз, во всяком случае, я почувствовал холод – я затрясся, причем так сильно, что пришлось присесть. И зубы тоже защелкали, весь язык себе изгрыз, это ничего, главное, чтобы воспаление легких не подхватить, а лис переживем кое-как, переживем, через пару дней все выветрится.
Солнце уходило, с неба сбежал ветерок, стало холоднее, а еще между деревьями полетел пух, то есть лисья шерсть, которая осталась на кустах и деревьях, ветер сорвал ее и распространил в воздухе, и иногда эта шерсть втягивалась мне в нос, и я чихал.
Надо было сходить к лагерю и посмотреть, что там, но я никак не мог прийти в себя, не мог согреться, отправился куда глаза глядят, а потом и заблудился.
Первый раз в жизни я заблудился на такой небольшой территории. Нюх у меня оказался забит, и лагерь я не слышал. Солнце зашло как-то необычно, я пропустил момент, однако мне показалось, что оно зашло сразу в нескольких местах, отчего свет растекся по всем четырем небесным концам, и ориентироваться по солнцу тоже не получалось. Я очутился в странном пространстве, наполненном багровым светом, стволы деревьев сделались черными и мрачными, и листья, когда я смотрел на них снизу, на просвет были похожи на кости.