Граф явно хотел побаловать ее, но Дорина спешно возразила:
— Я бы предпочла какой-нибудь тихий уголок, чтобы мы могли беседовать без помех. Мне будет довольно неловко в «Ритце», если появятся ваши друзья из светского общества.
Дорина побаивалась, что им может встретиться кто-то, кто узнает ее и выдаст ее настоящее имя.
— Отлично, — сказал граф. — Я отвезу вас ужинать в одно заведение, которое открыл для себя давным-давно. Это у реки, там очень тихо, и можно мирно побеседовать.
— Поеду с удовольствием, — отозвалась девушка.
Она твердо решила одеться очень скромно, но забыла, что все ее платья из Парижа.
Хотя девушка выбрала наряд, который на вид был совершенно простым, когда она надела его, в нем все равно проявились блеск и элегантность, присущие любой парижской вещи.
Платье было черным с вкраплениями золота, и казалось, что оно придает ее волосам еще больше золотого сияния.
Кроме того, кожа Дорины выглядела белее и нежнее, чем в любом другом наряде, который она могла бы надеть. Сочтя, что у простого секретаря не может быть драгоценностей, девушка всего лишь вдела в уши крошечные сережки.
Но, поскольку это были бриллианты в золотой оправе, они делали Дорину неотразимой.
Когда девушка спускалась по лестнице в холл, где ее дожидался граф, она не могла не заметить загоревшегося огонька во взгляде его сиятельства.
На лице графа также отразилось удивление: он понял, что эта девушка не похожа на обычного секретаря, и погрузился в раздумье.
Экипаж ждал у порога.
Когда они забрались внутрь и лакей захлопнул дверцу, граф сказал:
— Думаю, пришло время рассказать правду.
— Правду?
— Зачем вы пытаетесь выдать себя за обычного секретаря, если прекрасно видно, что это не так?
Застигнутая врасплох, Дорина осторожно взглянула на графа.
— Не понимаю, почему вы задали такой вопрос, — сказала она, напуская на себя обиженный вид в надежде, что это отобьет у его сиятельства охоту продолжать разговор. — У вас есть нарекания на мою работу?
— Вовсе нет, как вы прекрасно знаете.
— Я хороший секретарь?
— Вы превосходный секретарь.
— Значит, больше не о чем говорить.
— О нет, есть, — упорствовал граф. — Я говорю о том, что вы слишком хороши. Вы умны, знаете иностранные языки и явно получили великолепное образование. Вы далеко не простая девушка из рабочего класса, вы — леди.
— Обедневшая леди, — быстро нашлась Дорина. — Я вынуждена сама зарабатывать на хлеб, но не представляю себя в роли гувернантки или школьной учительницы.
— Я думал, обедневшие леди присматривают себе богатых мужей, — заметил его сиятельство.
— Для богатых мужей нужно приданое, — парировала девушка.
— Ум и красота могли бы послужить вам приданым.
— Любезный комплимент, но владелец обветшалого замка не починит его умом и красотой, — ответила она, вспомнив одного из своих ухажеров.
— Вы знали многих? — с интересом осведомился граф.
— Путешествуя по свету, всякого наслушаешься, — уклончиво сказала Дорина.
Она понимала, что допустила серьезную оплошность, позволив графу узнать слишком много.
— Уверен, что везде можно услышать о людях, которые ищут наживы, — произнес граф. — Но не каждый мужчина охотник за приданым. Некоторые могут позволить себе выбрать жену, исходя из ее личных качеств, а в этом смысле вы способны предложить немало. Я удивлен, что вы как будто не задумывались об этом. Что заставило вас прийти ко мне в дом?
Он подбирался слишком близко к истине. Загнанная в угол, Дорина сказала первое, что пришло в голову.
— Как вы смеете! — воскликнула она яростным тоном.
Улыбка сползла с лица графа.
— Что?..
— Вам хватило дерзости высказать предположение, будто я ставлю на вас сети! Вы думаете, что я поэтому пришла к вам работать? Стыдитесь, милорд!
— Но… пожалуйста, я не хотел…
— Или, быть может, вы полагаете, что я надеюсь быть представленной вашим друзьям из высшего общества? Да, похоже, так и есть. До графа мне слишком далеко, но среди его знакомых может оказаться парочка подходящих банкиров.
— Я не…
— Конечно, не стоит удивляться, что вы чувствуете себя вправе выражать презрение мне, одинокой и лишенной поддержки. Чего еще ожидать бедной девушке?
— Я вовсе не выражал вам презрения, — в отчаянии возразил граф. — И я не говорил, что…
— Вы намекнули!
— Да нет же! Откуда мне было знать, что вы так чертовски обидчивы?
— Беззащитной женщине приходится быть, как вы выражаетесь, обидчивой, — ледяным тоном сказала Дорина. — На карту поставлена ее репутация.
— О Господи! — простонал граф, приходя в ужас от себя, своей спутницы и этой ситуации, в которой он вдруг оказался.
— Конечно, я рисковала своей репутацией, когда согласилась остановиться в вашем доме. Если бы я только знала, как это будет воспринято — о-о-ох!
Она завершила тираду взрывом безутешных всхлипываний, закрыв лицо ладонями. Из своего угла коляски граф взирал на девушку сначала с опаской, а потом с подозрением. Постепенно в его глазах загорались лукавые огоньки.
Не выдержав наступившего молчания, Дорина развела пальцы и, посмотрев сквозь них, встретила веселый взгляд улыбающегося во весь рот графа.
— Можете остановиться, — сказал он. — Вы совершенно ясно выразили свою точку зрения.
— Да?
Она опустила руки.
— Да, поначалу у вас получалось великолепно, но потом вы переборщили. Слезы!
— Не понимаю, почему бы вам не поверить моим слезам, — с деланным негодованием сказала девушка.
— Я поверю чьим угодно слезам, но только не слезам женщины, которая до вечера обсуждала со мной поршневые двигатели. Прошу прощения, мисс Мартин, быть может, я проявил некоторую бестактность, но вы должны знать, что я вовсе не намекал ни на одну из тех вещей, о которых вы сейчас говорили.
— Да, это было нехорошо с моей стороны, — ответила девушка, смягчаясь, — тем более после того, как вы велели установить на мою дверь засовы.
— Я никому не «велел» их устанавливать. Я сделал это сам. И попал себе по большому пальцу молотком, между прочим.
Его обиженный тон заставил Дорину рассмеяться, и граф присоединился к ее веселью.
— Я всего лишь говорил о том, как вы красивы, — добавил он. — Но, полагаю, вы на это не обидитесь.