Зал суда, как и все здание, был пропитан омерзительным зловонием. Чародеи, беспрестанно почесываясь, о чем-то переговаривались приглушенными голосами. Эбби заметила, что почти у всех, даже самых молодых, были кривые, зияющие черными дырами желтые зубы.
Пользуясь случаем, Эбби внимательно разглядывала уродливую толпу. Толстых и худых, старых и молодых — всех чародеев тьмы помимо черных плащей объединяла ужасная неряшливость. Никогда еще девочке не приходилось видеть таких сальных волос, черных ногтей и посеревшей от въевшейся грязи кожи.
Старики носили костюмы сплошь в застарелых пятнах, а молодежь — грязные бесформенные балахоны. Женские платья мрачных тонов уныло волочились за чародейками по полу. Судя по безжизненной бледности лиц, чародеи тьмы не часто бывали на свежем воздухе.
Когда зал заполнился, секретарь, стоявший на трибуне перед судейской скамьей, ударил молотком и провозгласил:
— Тишина! Встать, суд идет! Ее честь судья Стейкхарт.
Все чародеи поднялись, приветствуя древнюю старуху с всклокоченными волосами и усеянным бородавками лицом. Судья была облачена в позеленевшие от времени лохмотья, которые шумно хлопали, пока она усаживалась на свое место.
— Прошу садиться, — продолжал секретарь. — Введите подсудимую.
Двери в конце зала распахнулись, и два тролля ввели в зал молодую женщину. Она склонила голову так низко, что длинные немытые волосы полностью скрывали лицо. Подобно всем остальным чародеям, она была в грязном плаще.
— Снимите с нее плащ, — приказала судья.
Когда один из троллей исполнил распоряжение, под накидкой обнаружилось чистое светло-желтое платье. А под париком, который стянул с женщины другой тролль, — ярко-рыжие, до плеч волосы.
Зал ахнул от изумления. Девушка, гордо вскинув голову, обвела присутствующих дерзким взглядом.
— В чем она обвиняется? — спросила судья Стейкхарт.
Невероятно толстый прокурор, развалившийся за одним из столов, был полностью поглощен пятном на своей мантии.
— Позвольте мне, ваша честь, — встав, наконец произнес он. — Эта особа, скрывавшаяся под именем Гретхен Подлизы, на самом деле оказалась чародейкой света.
— Какие у вас доказательства?
— Доказательства налицо, ваша честь! Как видите, под плащом у нее чистая одежда. Когда ее обыскивали, то не обнаружили ни вшей, ни блох. Кроме того… — прокурор запнулся. — Это настолько ужасно, что я не решаюсь произнести, боясь оскорбить ваши чувства.
— Благодарю за деликатность, однако прошу вас, продолжайте.
— От нее пахнет цветами!
Это заявление исторгло из груди присутствующих стон ужаса.
— Как удалось ее разоблачить? — спросила судья, когда восстановилась тишина.
— Она пыталась освободить белого медведя, предназначенного для экспериментов нашего исследовательского центра.
— Достаточно, — остановила его судья и, обернувшись к обвиняемой, произнесла: — Хотите ли вы что-нибудь сказать, прежде чем прозвучит приговор?
Девушка презрительно окинула взглядом зал заседания:
— Скажу только то, что я — Салли Оук, — ответила подсудимая. — Из древнего ордена чародеев света. Вам не хуже меня известно, что вы со мной ничего не сможете поделать. Поэтому отпустите меня немедленно.
Судья хмыкнула.
— Глубоко заблуждаетесь, голубушка. Когда-то наши чары действительно не действовали на чародеев света, но с тех пор наше могущество многократно возросло. Мы создали машину, работающую на Черной Пыли. Она скоро будет пущена в ход против ваших соплеменников. Итак, я приговариваю вас к атомизации и пожизненному заточению в тюрьме, построенной нами специально для светлых чародеев.
Раздались аплодисменты. Судья подняла когтистую руку:
— Принесите опытный образец атомизатора, — распорядилась она.
Дверь отворилась, и группа троллей втолкнула в проем какое-то устройство, которое показалось Эбби гигантским фонарем на колесах. Из его днища торчали толстые провода.
— А чтобы вы могли в полной мере оценить суровость нашего наказания, Салли Оук, — продолжала судья, — для начала мы продемонстрируем работу атомизатора на медведе, в судьбе которого вы проявили столь деятельное участие. Введите животное.
Другие тролли, на сей раз вооруженные дубинками, испускавшими электрические разряды, ввели в зал скованного цепями белого медведя и поставили его перед уменьшителем.
— Приступайте, — приказала судья, и один из сопровождающих медведя чудищ потянул за рычаг сбоку машины.
Раздался звук, напоминающий отдаленный плач потерявшегося ребенка, и, к ужасу Эбби, медведь оказался заключенным в прозрачный куб, который на глазах начал уменьшаться. Он уменьшался до тех пор, пока не достиг размеров спичечного коробка. Чародеи издавали торжествующие крики.
— Отдайте его осужденной, — распорядилась судья.
Салли Оук бережно взяла кубик из рук тролля.
— Бедный мишка, — прошептала она, и слезы потекли у нее по щекам.
Когда она подняла голову, ее глаза горели непокорным огнем.
— Будьте вы прокляты, чародеи тьмы! Будьте прокляты за свою беспощадную жестокость. Что плохого сделало вам это несчастное существо? За что вы так безжалостно с ним обошлись?
— Приберегите жалость для себя, — бросила судья и повернулась к троллям. — Привести приговор в исполнение!
После того как Салли Оук вслед за медведем была атомизирована, тролль протянул оба кубика судье. Та некоторое время рассматривала их, удовлетворенно хихикая, а затем поставила на скамью перед собой.
— Здесь они останутся навечно, — проговорила она и шаркающей походкой заковыляла прочь из зала суда.
Едва судья скрылась за дверью, как оставшиеся чародеи, пинаясь и расталкивая друг друга, устремились к выходу.
Эбби дождалась, пока комната полностью опустеет, и на цыпочках побежала по залу. Половицы при малейшем прикосновении отзывались громким скрипом. Она схватила кубики, оставленные судьей на скамье, осторожно положила в карман и только после этого вошла в маленькую комнатку, табличка над дверью которой гласила: «Зал трофеев».
Стены комнаты пестрели разными бумагами и документами, над каждым из которых красовалась вырезанная из дерева голова демона.
Эбби внимательно изучала таблички под документами. Большинство из них являли собой свидетельства колдовства, проклятий и чудовищного вреда, причиненного людям чародеями тьмы в прошлом. Другие оказались протоколами проходивших в соседнем зале судебных процессов.
Наконец девочка обнаружила бумагу, слегка отличавшуюся от остальных. Потемневший, испещренный мелкими буквами пергамент, приколотый к стене двумя кинжальчиками. Подпись внизу гласила: «Описание и карты земли Мордока».