Земля содрогнулась, и те стены Карриса, что еще держались, обрушились в озеро Доннестгри.
Эрин плохо помнила, что было потом. Она обмерла, устрашенная видом червя — туловище его, состоявшее из многих сегментов, имело в диаметре приблизительно сто восемьдесят ярдов, из трещин в коже текла магма, зубы походили на острые косы. К запаху пыли приметался внезапно сильный запах серы.
Она видела его всего одно мгновение, но время как будто застыло.
Опомнилась она, только услышав вокруг радостные крики. Мировой червь уже вернулся в кратер, образовавшийся на том месте, где был Холм костей. Пыльное облако медленно оседало.
Выброс пыли пробил облачную завесу, и в небе засверкали молнии.
Опустошители обратились в бегство.
На такое никто не смел и надеяться — это был полный разном. Но, видно, оставшись без Холма костей и своей предводительницы, опустошители не видели смысла продолжать сражение.
Они побежали прочь, обратно в свои темные подземные норы, собираться с новыми силами, чтобы когда-нибудь вернуться снова.
«Беги, — сказал далекий голос. Сэр Боринсон попытался собраться с силами. — Беги скорее».
Земля качнулась под ним и встала дыбом, подбросив его на два фута кверху. Раздался страшный грохот, громче любого раската грома. В небе сверкнула молния, и дождем посыпались вниз мелкие камни и пыль.
«Земля гибнет!» — подумал Боринсон.
Непроизвольно передернувшись, он потянулся к Саффире. Он нашел ее здесь полумертвую, истекающую кровью. Пэштак с Макхитом сражались отчаянно, защищая ее, но опустошители шли стеной, и ему ничего другого не оставалось, кроме как прикрыть ее собственным телом. Тут на них рухнуло умирающее чудище и придавило его так, что он не мог вздохнуть.
Нельзя же ее здесь оставить!
Он вдохнул воздуху и закашлялся — пыль забила нос и глотку.
«Беги скорее!» — снова раздался голос.
Он звучал так же глухо, но Боринсон знал, чей это голос, и знал, что необходимо повиноваться. Вокруг царил ужасный запах гнили.
Он пошарил по земле, ища Саффиру.
— О Светлая Звезда, надо идти! — пробормотал он, приподнимаясь. Попытался разглядеть что-нибудь в окружавшей его тьме. Но почти ничего не увидел — сгущались сумерки, в воздухе было полно пыли, и остатки света загораживали туши мертвых чудовищ. Он встал на колени и посмотрел вверх. Высоко в небе висело гигантское облако пыли, лишь на горизонте еще виднелся свет. Прямо над головой сверкнула молния.
— Куда ты зовешь ее, северянин? — спросил Радж Ахтен, и мягкий голос его дрогнул от сдерживаемого гнева.
Боринсон повернулся на звук голоса и успел разглядеть его при свете молнии.
Теперь он видел их обоих. Шафранная накидка Радж Ахтена так и светилась в глубоком вечернем сумраке. На руках у него лежала Саффира, спокойная и тихая, как воды озера в безветренную погоду, чуть поблескивали в темноте ее глаза и белые зубы. Она не шевелилась. Красота ее растаяла.
Боринсон оцепенел. Дух у него занялся. Кровь отхлынула от сердца, все силы разом оставили его, и непонятно было, как он вообще удержался на коленях.
Она ушла, ушла навсегда, и, поняв это, он испугался за свой рассудок.
«Не вся красота ушла из мира, — попытался он себя утешить, — лишь величайшая. Жизнь не опустела. Так только кажется».
Но чувствовал он себя так, словно внутри него внезапно разверзлась пустота, и не мог дышать, да и не хотел.
Всего один день он знал Саффиру, и пусть это было недолго, но зато… Он не мог найти слов, чтобы рассказать об этом.
Каждый вздох его был — для нее. Каждая мысль была посвящена ей. В этот день он постиг, что такое истинная преданность, он отдался всецело. Он любил недолго, но всей душой.
И продолжать жить без нее было… бессмысленно.
«Беги», — снова сказал ему Габорн.
В этом узком ущелье среди трупов опустошителей Боринсон был в безопасности. Там, снаружи, еще слышались звуки сражения, издалека доносились радостные крики. Кое-кто из опустошителей отступал с боем, но поблизости все было тихо. Битва отодвинулась.
Боринсон с опаской взглянул на Радж Ахтена. Король Земли велел бежать, и, кажется, он имел в виду не опустошителей.
— Отвечай, северянин, — спокойно сказал Радж Ахтен. — Куда ты хочешь забрать мою жену?
— В безопасное место, — кое-как выговорил Боринсон и облизал пересохшие губы. На зубах заскрипела пыль.
— Но ведь это же ты привел ее сюда, не так ли? Привел на верную смерть, по приказу твоего господина. Эту самую нежную и прекрасную женщину на свете. Ты привел ее сюда.
То был справедливый упрек. К щекам Боринсона горячо прихлынула кровь. Зря Радж Ахтен старался силой своего Голоса внушить ему, что он виноват — он и был виноват, и для него не существовало ни прощения, ни надежды.
— Я не знал, что здесь опустошители, — Боринсон сказал это больше самому себе, чем Радж Ахтену. — Она ничего не боялась. Мы пытались ее удержать, но она никого не слушала…
Радж Ахтен лишь глухо зарычал в ответ, словно никакие слова не могли передать его ярость.
«Он меня ненавидит, — понял Боринсон. — Я обманом заставил его уйти из замка Сильварреста, я убил его Посвященных. Ему пришлось отступить из Гередона из-за меня и хитрости Габорна. И я привел сюда, на смерть, его жену».
— Ты был достойным противником, — тихо сказал Радж Ахтен.
Боринсон хотел вскочить на ноги и бежать, но куда ему было до Радж Ахтена с его дарами метаболизма!
Радж Ахтен к тому же обладал силой двух тысяч человек. Пытаться сражаться с ним или бежать для Боринсона было все равно, что трехлетнему малышу пытаться спастись от гнева своего отца.
Лорд Волк из Индопала схватил его за лодыжку, дернул и опрокинул на спину.
— Я видел, ты баюкал ее как любовник, — злобно сказал он. — Ты был ее любовником?
— Нет! — вскрикнул Боринсон.
— Ты отрицаешь, что любил ее?
— Нет!
— Смотреть на моих наложниц запрещено. За это надо платить1 — сказал Радж Ахтен. — А ты, ты заплатил, что положено?
Ответить Боринсон не успел. Лорд Волк мгновенно подтащил его к себе и сунул руку под кольчугу и тунику, проверяя, на месте ли его половые органы.
Сэр Боринсон взвыл от такого оскорбления и схватился за кинжал, но Радж Ахтен оказался проворнее.
Пальцы его, твердые, как кузнечные щипцы, стиснули плоть и рванули.
От невероятной, жгучей боли Боринсон на мгновение потерял сознание и выронил кинжал.
Когда Радж Ахтен отдернул руку, сэр Боринсон уже не был мужчиной.
Радж Ахтен отшвырнул его от себя.