Он с трудом встал с крыльца, поднялся в седло.
Медлить было нельзя. Темный Победитель кружил где-то совсем рядом. «Будьте начеку, — передал Габорн Избранным воинам. — Приближается смерть».
После полудня Боринсон утратил свои дары. Он ехал верхом, когда внезапно исчез метаболизм и собственные движения показались ему вдруг замедленными.
Он почувствовал страшную, до колик в животе, тошноту. И вслед за тем дары стали исчезать один за другим с такой скоростью, что он не успевал осознавать, что именно теряет — силу или жизнестойкость, чутье, слух или зрение. В считанные секунды пропало все, осталась лишь пустая оболочка.
Лишившись даров, Боринсон чуть не разрыдался от горя. Ему вспомнились лица молоденьких крестьянских парнишек, многие годы назад отдавших ему свою силу. То были славные ребята, не пожалевшие для него собственной жизни.
«Они могли бы сейчас резвиться с девчонками, — подумал Боринсон. — А не умирать в Голубой Башне». Вспомнилась ему и Тамара Тэн, старуха, подкармливавшая его горячими лепешками, пока он был маленьким, и отдавшая ему метаболизм, когда он вырос. Ее будет не хватать всем, кто ее знал.
Мысли о себе были не менее горьки. Гибель Посвященных вызвала в памяти жуткие картины того, что происходило в замке Сильварреста, когда он сам убивал Посвященных.
Страж Боринсона всю дорогу почти не раскрывал рта. Они скакали по земле Дейазза, страны, где солнце светило ярче, чем где бы то ни было. Земля эта была прекрасна, и хотя от Гередона ее отделяло всего пятьсот миль, сразу за горами Хест чувствовалось, что климат здесь значительно жарче.
Южнее Дейазза лежала великая Соленая пустыня, горячее сердце Индопала, и ветра постоянно доносили оттуда ее жар. Вода в Дейаззе не замерзала даже глубокой зимой.
Вдоль реки Эншеви расстилалась сочная зелень полей. На затопленных участках в поисках пищи расхаживали цапли. Сборщики риса в белых набедренных повязках собирали в плетеные корзины урожай.
Пока его не оставили дары, Боринсон любовался городами, через которые они проезжали — белыми кирпичными домами, величественными дворцами под золотыми куполами. По колоннадам дворцов, по берегам зеркальных прудов томно прогуливались прекрасные темнокожие женщины в шелковых платьях, носившие в носу и ушах золотые кольца и рубины.
Широкие улицы были щедро залиты солнечным светом — не то, что узкие улочки крепостей Гередона. И запах здесь был чище, чем на севере, меньше несло отбросами и навозом.
Но приметы войны были видны и здесь. В пограничных замках собирались войска, по дорогам то и дело проезжали вооруженные отряды. Встречавшиеся по пути горожане смотрели на Боринсона недружелюбно. Дети бросались фигами, а матери их шипели вслед ему проклятия.
Только раз или два его окликнули с надеждой: «Не видел ли ты Короля Земли?»
Теперь же, лишившись даров, Боринсон сгорбился и, чтобы не упасть, обмотал цепь вокруг луки седла. На глазах его выступили слезы.
— Помоги! — крикнул он своему стражу. Он не спал несколько дней и со вчерашнего вечера ничего не ел. Благодаря жизнестойкости до сих пор не чувствовал ни голода, ни усталости. Но сейчас от изнеможения у него поплыли круги перед глазами, а желудок сжался от голода.
Неодолимый бросил на Боринсона подозрительный взгляд, ожидая подвоха. В этот момент они ехали по главной торговой улице какого-то города. От прилавков доносились пряные запахи кэрри, имбиря, тмина, аниса, паприки, перца. Под навесами восседали беззубые, коричневые от солнца старики в тюрбанах и наперебой зазывали прохожих отведать их стряпни. Там был рис, сваренный на пару в бамбуковых корзинках, которые висели над медными котлами с кипящей водой. Его раскладывали по мисочкам, приправляя кэрри и другими соусами. Продавались здесь и жареные голуби на вертелах. И маринованные артишоки в огромных бочках. И разнообразные фрукты: мандарины, апельсины, дыни, инжир, засахаренные финики, сушеные кокосы.
— Остановись! — попросил Боринсон. — Твой хозяин сейчас в Мистаррии, в Голубой Башне.
Он мучительно боролся с желанием уснуть. Голова кружилась, перед глазами мелькали кошмарные видения. Накопившаяся усталость была так велика, что заломило все кости.
Неодолимый искоса посмотрел на него.
— На Голубую Башню давно стоило напасть. Я бы и сам посоветовал это своему лорду, — он изучал Боринсона недоверчивым взглядом, хотя здесь, на многолюдном рынке, никакая хитрость не помогла бы тому бежать. И наконец спросил: — Чем тебе помочь?
— Ничем, — ответил Боринсон. Не существовало никакого средства смягчить ужас и боль, связанные с утратой Посвященных. Неодолимый не мог вернуть ему утраченное или снять эту ужасную усталость. Хотя кое-что он все-таки мог сделать. — Я хочу есть и спать. Вот-вот засну. Я не спал несколько дней.
— Правду, значит, говорят, — сказал Неодолимый, — воин без даров — это уже не воин.
Торговец, видя, что они остановились, выскочил вперед и предложил Неодолимому на пробу кусок тушеного крокодила. Тут же их окружили и другие торговцы. На Боринсона, рыжеволосого воина из Мистаррии, они не обращали никакого внимания.
От запаха горячей пищи у Боринсона засосало под ложечкой.
— Нельзя ли задержаться и поесть? — спросил он.
— Я думал, ты торопишься, — сказал Неодолимый, прожевывая взятый на пробу кусок.
— Тороплюсь, но и есть очень хочется, — ответил Боринсон.
— Что для тебя важнее? — поинтересовался Неодолимый. — Быстрее добраться или поесть? Я не останавливался, ибо видел, что ты спешишь. Да и не к лицу человеку быть рабом своего желудка. Это желудок должен служить человеку. Хорошо бы всем северянам с толстыми животами это запомнить.
Боринсон был высоким и плотным мужчиной и никогда не думал, что он толстый. Но здесь, в Дейаззе, все и впрямь казались по сравнению с ним тонкими и стройными.
— Я хочу лишь немного поесть. Мы уже долго едем, — взмолился он.
— А чем заплатишь, если я тебя накормлю? — спросил его страж.
Боринсон посмотрел на прилавки. Он был в плену и потому не имел выбора. Лорды Юга обычно вообще не кормили заключенных. Едой, одеждой и лекарствами их должны были обеспечивать родные и друзья.
Пленнику не разрешается самому покупать еду.
— У меня есть золото, — сказал он, гадая, надолго ли этого золота хватит. Неодолимый, скорее всего, сдерет втридорога, чтобы будущим тюремщикам Боринсона досталось поменьше.
Неодолимый от души расхохотался.
— Ты в цепях, друг мой. Я отберу у тебя золото, когда захочу. Нет уж, предложи что-нибудь получше.
— Назови цену сам, — устало сказал Боринсон. Неодолимый кивнул.
— Хорошо, я подумаю…
Он купил жареной утки, риса и два лимона у старого торговца, который давал в придачу с едой дешевые глиняные плошки.