— Привет, — буркнул он, стаскивая джемпер.
Джос и Мелба лишь захихикали — возможно, они были попросту пьяны. На столе перед ними стояли остатки огромного шоколадного кекса.
— Том, мальчик мой, ты только что упустил истинное наслаждение, — объявил дядя, взмахнув рукой. — Мы с тетей должны признаться, что поступили совершенно по-свински.
— Без сомнения, — чуть покачнувшись, подтвердила Мелба, — это был лучший шоколадный кекс, какой я когда-либо пробовала.
Наклонившись, она подобрала несколько крошек с большого блюда, с которого уже подчищал остатки Планктон. Том заметил, что даже он нетвердо держится на лапках.
— Попробуй кусочек, приятель, пока эта жадная крыса все не подъела, — прохрипел Джос и подцепил ломтик кекса на острие ножа.
Том взял лакомство двумя пальцами и положил в рот. Кекс тут же рассыпался целым букетом вкусов. Там чувствовались апельсин, лайм, корица, сливки и, сильнее всего, шоколад. Жирный, сладкий, темный, аппетитный шоколад, совершенно не похожий на те сорта, что ему доводилось пробовать прежде.
— Ну, приятель, что скажешь?
— Потрясающе.
— Дон Жерваз очень настаивал, чтобы ты обязательно его попробовал, — пояснил Джос, — но одна только Мелба съела больше половины кекса.
— Она настоящая волшебница, эта Глория, — невнятно выговорила Мелба. — И подумать только, сам-то дон Жерваз не чувствует даже запаха, не говоря уже о вкусе.
— Он и не представляет, чего лишается.
«Возможно, представляет, — подумал Том. — Возможно, он прекрасно знает, как действует кекс Глории».
Мальчик узнал этот пьянящий запах — он же доносился из окна Кэтчер-холла. Столь приятный, что его хотелось есть. Неудивительно, что дядя с тетей кажутся подвыпившими.
Джос громко зевнул.
— Боже мой, — пробормотал он. — Думаю, мне пора в постель. Мелба, что скажешь?
Та не ответила — ее веки уже сомкнулись.
— Мелбетина!!! — взревел Джос.
Тетушка вздрогнула и сонно открыла глаза.
— Да, дорогой?
— Пора спать, мой персик!
— Батюшки, неужели уже пора? — спросила она, с трудом поднимаясь на ноги.
Том бросил взгляд на часы — еще не было и семи.
— Точно, — пробормотал Джос, направляясь к двери. — Том, сегодня можешь взять на себя первую вахту.
— Дядя Джос, — тихо обратился к нему мальчик, пока он хватался за дверную ручку, чтобы не упасть. — Я занятно провел время в Кэтчер-холле.
Джос осоловело посмотрел на него. Он явно забыл о данном Тому поручении.
— Молодец. Так держать. Обязательно расскажешь мне об этом, — и он снова громко зевнул, — завтра.
«Что бы ни подмешали в этот кекс, оно должно быть очень сильным», — решил Том.
Хотя он съел лишь крошечный ломтик, его глаза тоже слипались. Он медленно поднялся по узкой лестнице на чердак, цепляясь за перила, чтобы устоять на ногах. С каждой ступенькой температура, казалось, падала на несколько градусов, холод обострял чувства, и к низенькой двери он подошел уже вполне взбодрившимся. Открыв ее, Том угодил под порыв ветра, едва не вышибившего из него дух. Лунный свет струился через открытое окно, занавески полоскали в воздухе — он словно вошел в холодильник. Громко чертыхаясь, Том пробрался через комнату, захлопнул створку и закрыл на защелку. Почему, когда бы он ни поднялся к себе, окно каждый раз оказывается открытым?
Не на шутку разозлившись, мальчик оглянулся и посмотрел на узкую провисшую кровать с тонкими одеялами. Он не представлял, как ему согреться этой ночью. Джосу его, разумеется, не понять. Ему хватало того, что сам он именовал «естественной изоляцией»; иными словами, его, словно моржа, защищал жир. Он не чувствовал холода, и тетушка Мелба, похоже, тоже. А Том мерз и ничего не мог с этим поделать. Он родился тощим и жилистым, в родителей, и у него не было никакой «естественной изоляции». Порывшись в сумке, мальчик натянул еще одни штаны и две пары носков, а потом отыскал плотную черную кофту и коричневую лыжную шапочку, которые дала ему в дорогу мать. Потом собрал все одеяла и закутался в них, словно в кокон. Стало получше. Лежа на спине, Том медленно выдыхал и смотрел, как его дыхание клубами пара поднимается к потолку в лунном свете.
Десять долгих минут он отчаянно пытался заснуть. Но холод бодрил, а мысли летели вскачь. Возможно, дядю с тетей нарочно усыпили кексом. Возможно, дон Жерваз задумал что-то на эту ночь… если предположить, что в музее все же есть нечто живое, о чем не знает Джос… не должен ли он сам пойти и выяснить это? Том не был уверен. Он закрыл глаза и попытался думать о чем-нибудь другом. Медленно его воображение вырисовало новую картину: отец разбивает лагерь на опушке необъятного леса, и к нему сквозь пургу пробивается мать. Они были там, оба, и Том даже задумался, увидит ли их когда-нибудь снова. Увидит ли? На этот вопрос у него тоже не было ответа.
* * *
Еще получасом позже холод прокрался под одеяло, и зубы Тома безудержно застучали. Эта комната, должно быть, самое промерзшее место, в каком он когда-либо бывал. Мальчик сел и посмотрел на окно — оно снова оказалось открытым! В комнату лился лунный свет, хлопали занавески. Том вскочил, не вылезая из обмотанных вокруг себя одеял, пропрыгал по полу к окну и закрыл его. Вернувшись в постель, он понял, что пытаться заснуть нет смысла — он чересчур замерз. Что же в таких случаях говорила мама?
— Если не спишь, — громким шепотом велел он сам себе, — лучше встань и…
— Сделай что-нибудь.
Том моргнул. Он уже собирался сказать «сделай что-нибудь», но не успел. Это произнес кто-то другой. Том уставился в стену широко открытыми глазами. Кто-то сказал «сделай что-нибудь» прямо здесь, в этой комнате, он был в этом уверен. Мальчик прислушался. Ничего. Тогда, очень медленно, он перекатился на другой бок и оглядел комнату. Коробки с книгами и стопки газет — на месте, тенями в полумраке. Порядок. Окно закрыто. Хорошо. В углу, в ногах кровати, на стене висит большой зонт. Отлично. Стоп.
«Погоди-ка».
Сердце Тома подскочило к горлу. Большой зонт? В комнате не было никаких зонтов! Он еще раз посмотрел в угол и понял, что это вовсе не зонт. Там маячил узнаваемый силуэт птицы, причем очень крупной. Орла. И этот орел наблюдал за ним злыми желтыми глазами.
— Сделай что-нибудь.
Птица чуть шевельнулась на своем насесте. Это она сказала?.. Нет, не может быть. Том гадал, не спит ли он, — и, вполне возможно, спал. Очень медленно он выскользнул из постели и попятился к двери.
— Сделай что-нибудь.
В голосе слышался австралийский акцент… но как? Огромный орел соскочил на пол и, скребя когтями, перебрался в пятно лунного света посреди комнаты. Он был выше Тома ростом. Птица угрожающе двинулась на мальчика.
— Вниз, приятель.