— Цианистый калий, — разобрал мальчик, — для лягушек и мышей?
— Верно. Они его даже не замечают. Тихо и быстро.
— Бихромат калия, для морских собак и осетров, раствор никотина для усыпления раков-отшельников и актиний… Мышь… мышье…
— Мышьяковистое мыло, — подсказал Август, протягивая Тому толстый бумажный пакет с зеленовато-белыми хлопьями. — Совершенно необходимо.
— Для чего оно?
— Прочти и узнаешь.
— Для использования, — прочел мальчик, — смочить кисточку из верблюжьей шерсти спиртом и взбить пену. Затем нанести на внутреннюю поверхность шкуры, чтобы предотвратить повреждение молью и жуками.
— Не подпускает паразитов, но обращаться тоже стоит осторожнее, — добавил Август. — Эти крохотные хлопья имеют обыкновение пробираться в малейший порез.
Том нервно сглотнул — его пугала сама мысль об использовании подобного мыла.
— И наконец, — продолжил таксидермист, бережно поворачивая ярлычок за ярлычком, — где-то среди всех этих ядов есть мое собственное небольшое изобретение.
Его пальцы замерли на маленькой синей бутылочке, почти спрятанной за остальными.
— Ах да, синий флакон. Чуть не забыл.
Август осторожно убрал бутылочку в нагрудный карман и снова запер шкаф на замок.
— Это, — начал он, придвинув стул и расчистив место на столе, — поразительное снадобье. По сути, настолько поразительное, что его существование является — и должно остаться — совершеннейшим секретом.
В восторге предвкушения он повернулся к Тому.
— Как ты считаешь, ты сможешь хранить эту тайну?
Мальчику вполне хватало и собственных секретов, о которых его собеседник никогда не узнает. Он решительно кивнул:
— Уверен, что смогу.
Август искал в лице Тома хоть малейший признак сомнения, но ничего не нашел. Мальчик сказал ему правду.
— Это хорошо, — наконец признал он, — поскольку тебе предстоит стать свидетелем воистину удивительного события.
Он потянулся, бережно снял с дерева крошечную яркую колибри и положил ее на ладонь. Птичка оказалась размером едва ли с его большой палец.
— Это колибри-пчелка, Том, самая маленькая птица в мире, — с восхищением пояснил он. — Поразительно, не правда ли? Взрослая особь едва достигает двух дюймов в длину, а яйцо ее меньше горошины.
Том недоумевал, как такое крошечное существо вообще может быть птицей. Больше всего оно походило на пернатое насекомое.
— А откуда она? — спросил он.
— Она жила в зарослях молочая на острове Сосен близ побережья Кубы, пока шесть месяцев назад ее не поймал один моряк. К тому времени, как судно вернулось в Дрэгонпорт, бедное создание уже погибло, так что я снял с него кожу, сохранив ее, насколько это возможно, и набил шерстью. Мне удалось не повредить череп, а для глаз я выбрал самые мелкие черные бусинки, какие смог найти.
Август не сводил пристального взгляда с крохотной птички.
— А теперь, — прошептал он, — смотри.
Очень осторожно он откупорил маленькую синюю бутылочку, быстро обвел ею вокруг головы птички и заткнул снова. На миг Тому померещился очень странный запах от пробки бутылочки — насыщенный, тяжелый, словно аромат гиацинтов, смешанный с чем-то еще… чем-то химическим, отчего ему вдруг вспомнились долгие тоскливые часы в школе. Так вроде бы пахло в коридорах. Мастика для полов! Точно — гиацинты и мастика. Но только Том успел припомнить свою прежнюю жизнь, как глянул на Августа, и его сердце екнуло.
Колибри-пчелка на ладони таксидермиста вздрогнула. Моргнула. Перевалилась на грудку и неуверенно поднялась. Глаза Тома округлились, когда крошечная птичка описала неровный круг по ладони Августа.
— Она возвращается, — взволнованно прошептал тот. — Смотри.
Мигом позже колибри вспорхнула в воздух, быстро-быстро мелькая крылышками. Она зависла прямо перед носом Тома, изучая его, словно цветок.
— Не шевелись.
Мальчик задержал дыхание. Он видел только тоненький черный клюв, похожий на карандашный грифель, на огненно-красной головке. Ветерок от крошечных крыльев щекотал щеки. Том зажмурился, не уверенный, клюнут его вот-вот или лизнут. Когда ветерок исчез, он открыл глаза. Колибри подлетела к вазочке с фиалками Августа на верстаке и с сомнением зарылась клювиком в цветок в поисках нектара.
— А вот это настоящее признание, — заворожено пробормотал таксидермист.
— Невероятно, — выдохнул Том. — Как это получилось?
— Запах. Их пробуждает запах.
— Но как?
Колибри уже отчаялась добыть нектар из фиалок и взялась за мелкие белые цветы на дереве Августа. Вскоре она затерялась среди множества прочих ярких птичек.
— Честно говоря, я и сам несколько озадачен. Точнее, совершенно сбит с толку. С научной точки зрения, это невозможно.
Август все еще наблюдал за порхающей среди листвы птичкой, его глаза сияли.
— Но ты это уже увидел, Том, так что вот факты. Я всегда использую похожий состав при работе над экспонатами. Прежде чем придать животному положение, я наношу его тонким слоем изнутри на шкуру. Первоначально я использовал его как дополнительный консервант, защищающий от разрушительного воздействия времени, но вскоре заметил, что он каким-то образом заставляет животных казаться более живыми — хотя я и не представляю, как именно. Думаю, у каждого таксидермиста найдется свой секрет, и мой заключается в этой жидкости. Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Вчера вечером я пробовал слегка изменить состав: чуть больше ртути, стрихнина, квасцов, чуть меньше борной кислоты, пчелиного воска — не буду утомлять тебя подробностями, но я выяснил, что, если смешать консервант иначе, добавить немного цветов, слегка нагреть и несколько раз охладить, состав становится куда более концентрированным. А потом — почти случайно, должен признаться, — заметил чудесные свойства паров моего зелья.
Август взял синюю бутылочку и плотно закупорил ее.
— Они ядовиты, но и невероятно могущественны. Как ты мог заметить и сам.
Том покосился на порхающую от цветка к цветку крошечную птичку.
— Но она же не на самом деле живая? Я имею в виду, она набита шерстью и проволокой, и…
— Знаю, — прошептал таксидермист. — Я знаю, это невероятно. Подобное не считается возможным. Но, Том, если это не живое существо, в каком-то смысле, то что это? Август пристально посмотрел на Тома. — Как полагаешь?
Мальчик уставился на колибри. Птичка определенно выглядела живой. Его разум переполняло столько вопросов, что он не мог решить, какой задать первым.
«Успокойся, старайся мыслить трезво».
Но ему не удавалось.
— А если предположить, — начал он, тщательно подбирая слова, — просто предположить, что сотню лет спустя, когда все ваши чучела обтреплются и их побьет моль…