— Где мальчик? — спросила она. — На его месте спит другой. — Она ударила свою кошку и продолжила. — А его силы мне явно недостаточно.
Фрэнку стиснуло горло. Он закашлялся.
— Какой мальчик? — сказал он.
Женщина улыбнулась и сделала еще шаг в его сторону. Ее голос был тихим, но холодным, как северный ветер.
— Мальчик, который живет рядом с моей клеткой. Мальчик, который пробудил меня из вечной тьмы. Ловец снов. Сын бедняка. Я попробовала его кровь. — Ее глаза расширились, теперь она бросала взгляды на стены вокруг Фрэнка. — Какая кровь!
Рука Фрэнка потянулась за спину к ремню.
— Я могла бы перечислить всех его предков за два последних столетия. Неплохую наживку ты мне предложил, Фрэнсис, пятый сын Амрама. Такую кровь, такой букет силы и жизни, которых достаточно, чтобы вселить надежду в истощенную и засохшую королеву. Где этот мальчик?
Она подошла к нему еще ближе. Фрэнк осторожно пятился через площадку к двери в комнату дедушки, сжимая за спиной рукоятку ножа. Он открыл рот, чтобы закричать и предупредить жену. Но звука не последовало. Его язык дернулся, его свело судорогой, и он прилип к зубам.
Прохлада, исходившая от ее голоса, била ему прямо в лицо.
— Твои глаза выдают тебя, Фрэнсис. — Она стояла прямо перед ним. — Ты хотел его предупредить? Должно быть, он где-то рядом.
Фрэнк боролся со струившимся сквозь него оцепенением, сковавшем его члены и спутавшим язык. И он нашел в себе былую силу. Он рванулся вперед и взмахнул лезвием, которое было старше, чем магия в двери позади него, лезвием таким же древним, как и находившееся перед ним зло.
Из его горла вырвались слова, принадлежавшие совсем не к этой, но к другой, прежней жизни, и освободили его язык.
Казалось, Дотти сама была удивлена тем, что рассказ подошел к концу, и выглядела так, словно все еще обдумывает, что сказать дальше.
— Но я думала, что этим мальчиком был папа, — сказала Пенелопа. — Разве ты не вышла за него замуж? Почему ты сказала, что он остался «на какое-то время»?
— А? Ну да, конечно, я вышла за него замуж. И это действительно ваш папочка. Но прежде он уехал из Генри. Он поехал в колледж в Кливленде и изучал там литературу. А через год и я поехала туда же.
— Что такое? — спросила Анастасия. — Я не знала, что этот мальчик — папа. Почему ты сразу не сказала вместо того, чтобы все время называть его «мальчиком»?
Дотти пожала плечами.
— Я думала, вы догадаетесь, — сказала она. — А что касается остального, то Генри обнаружил шкафы на чердаке, и они с Генриеттой попали в один из них. Ваш папа сейчас их разыскивает.
— А он знает, где они могут быть? — спросила Анастасия.
Но ответа не последовало.
Потолок затрясся, и старые окна задрожали от голоса ее отца.
Генри чихнул, подождал, чихнул еще раз и затем извернулся и придвинулся ближе к выходу из того места, чем бы оно ни было, в котором он застрял. По крайней мере, тут был свет.
Кто-то говорил. Мужской голос. Он громко закончил свою речь, и какие-то невидимые люди зааплодировали.
Когда заиграла музыка, Генри выглянул наружу и заморгал от неожиданности. Он видел все то же, что видела прежде Генриетта, разве что изменились танец и музыка. В глазах у него зарябило от вихря цветов. Его взгляд пробежался по стенам и остановился наверху. Там под высоким сводчатым потолком, поддерживаемые цепями, висели три огромных золотых канделябра, освещавших зал сотнями мерцающих огоньков пламени.
Его глаза заслезились, и Генри почувствовал, что внутри него назревает еще один чих, так что он прикрыл рот рукой, чтобы заглушить звук. Затем он поморгал и снова выглянул в искрящийся зал.
— Кто там? — голос принадлежал девочке. В окружавшем шуме Генри его едва расслышал. Он ничего не ответил, но придвинулся ближе к выходу и высунул голову наружу.
Внезапно окружающий мир сделался черным. Генри снова заморгал, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Через дыры в крыше в зал просачивалось немного лунного света, но самой крыши видно не было. Генри снова юркнул в шкаф, и его голову опять заполнили смех, музыка, свет и шум множества двигающихся в танце ног. Генри прищурился и вновь подался вперед, на этот раз держа голову ближе к верхней части дверного проема. Темнота.
— Кто там? — снова тот же голос, но на этот раз это был единственный звук, и ему вторило эхо, заполнив собой все огромное пространство зала.
— Генриетта? — отозвался Генри. — Это ты? Где ты?
Генриетта засмеялась.
— Генри? Я здесь, не очень далеко от тебя. Пол весь прогнил, и из-за того, что здесь темно, я тут несколько застряла. У тебя нет фонарика?
— Не-а, — сказал Генри. Он выбрался наружу целиком и повалился на пол. — Ричард, — сказал он в шкаф. — Ричард? Вылезай оттуда. То, что ты видишь, — всего лишь иллюзия.
Ричард не ответил.
— Кто такой Ричард? — спросила Генриетта.
Генри не ответил.
— Ричард? Ричард! Ну и ладно, без тебя только лучше будет.
Генри повернулся к Генриетте и обвел взглядом разрушенный зал. Он увидел несколько звезд, неясные очертания облаков и смог различить окна.
— Где именно ты находишься?
— Я у балкона.
— А где балкон? Это около окна? Я вижу только окна.
— Я постараюсь к тебе подойти, — сказала Генриетта. — Только не умолкай. Кажется, придется ползти на твой голос.
Генри сел, прислонившись спиной к комоду.
— Ты ведь в курсе, что ты полная идиотка?
— Дурак дурака видит издалека, — отозвалась Генриетта.
— Все, молчи, — сказал Генри. — И зачем тебе понадобилось залезать в этот шкаф, никому ничего не сказав? Я же понятия не имел, в какой из них ты ушла.
Звук треснувшего дерева эхом разнесся по залу. Ему вторило постукивание на нижнем ярусе.
— Ты в порядке? — спросил Генри. — Будь осторожнее.
— Все нормально, — сказала Генриетта. — Хотя это было близко. Знаешь, ты ведь был прав. Это был не сон. В дедушкиной комнате взаправду жил маленький человек. Это его я преследовала. И если тебе будет легче, я рада, что ты наконец пришел. Здесь уже становилось жутковато. Илай сказал, что все здесь было стерто с лица земли в одну ночь. Ту ночь, которую можно увидеть изнутри того шкафа, и теперь это место населяют призраки.
— Кто сказал?
— Илай. Тот маленький человек. Ты что, не слушаешь? Он сказал, что с наступлением темноты это место становится жутким.
Генри взглянул на черные очертания окон.
— Он был прав.
— Я встала на ноги, — сказала Генриетта. — Ты меня видишь?