Когда они остались втроем, Торак помог Ренн снять башмаки и, осторожно закатав штанину, стал осматривать ее поврежденную ногу. Было так больно, что у нее даже слезы на глазах выступили, но она все же старалась не дергаться.
— И все-таки что же это было такое? — снова спросил Джуксакай.
Торак не ответил. Он был занят: разрезал на полоски свою старую, «лесную», нательную рубаху, чтобы перевязать Ренн ногу.
— Огненный опал сейчас у Эостры, — вдруг заговорила Ренн. — Она с его помощью токоротов создает. Я не знаю, правда ли, что она со своим филином или с собаками сделала — если это действительно были собаки, — но они ей полностью подчиняются. И она, похоже, оставила им только одно чувство: жажду убийства.
Джуксакая, похоже, ее слова привели в неописуемый ужас, но Ренн, не обращая на него внимания, повернулась к Тораку и деловито спросила:
— А этот вой не показался тебе… Ты ничего не сумел в нем разобрать?
Торак покачал головой.
— Это не волчий язык. Да и не собачий, насколько я понял. Хотя, судя по некоторым звукам, это были все-таки собаки. И возможно, целая стая.
Ренн молчала, глядя в огонь. В ушах у нее по-прежнему звучало то грозное рычание, то голодное сопение неведомой твари, которая с таким упорством пыталась до нее добраться. Значит, Эостра вырастила себе целую армию убийц, захватила Священную Гору и чувствует себя там полновластной хозяйкой…
Джуксакай дрожащими руками налил в плошку, обтянутую оленьей шкурой, ледяной воды, насыпал в воду толченой ивовой коры, размешал обломком оленьего рога и поставил перед Ренн.
— Дай-ка лучше я, — сказал Торак.
— Ничего, я сама справлюсь.
Из своего мешочка со снадобьями Ренн извлекла несколько ломтиков луговых шампиньонов и кинула в ту же плошку. Когда сухие ломтики размокли, она, скрипнув зубами, приложила ледяной компресс из грибов к поврежденной лодыжке.
Она чувствовала, что Торак не спускает с нее глаз. Оба они прекрасно понимали, что означает подобная травма. Пять месяцев назад во время похода в Сердце Леса Ренн вывихнула колено. И лишь через два дня смогла хоть как-то передвигаться без посторонней помощи.
«Дура, ах, какая же ты дура!» — ругала она себя. Но вслух велела Тораку передать ей приготовленные полоски кожи и сама туго перевязала себе лодыжку, ни разу даже не поморщившись и всем своим видом показывая, что ей не так уж и больно.
Но обмануть Торака Ренн не удалось.
— Ты же несколько дней ходить не сможешь, — тихо сказал он.
Джуксакай кивнул:
— Торак прав. Завтра мы отнесем тебя вниз, к саням. У нас в племени ты будешь в полной безопасности.
— Не надо меня никуда нести! Денек отдохну, и все пройдет! — сердито запротестовала Ренн.
— Не пройдет! — не менее сердито возразил Торак.
Она чуть не испепелила его взглядом, и Джуксакай, посмотрев на них, пробормотал, что лучше он, пожалуй, пойдет ночевать к своим.
— Один день, — сказала Ренн, как только он ушел. — Этого мне будет вполне достаточно. А потом мы вместе двинемся по Горловине дальше.
Торак потер старый шрам на предплечье.
— Джуксакай говорит, что отсюда до Горы еще дня два пути. А до Ночи Душ всего четыре дня остается.
— Значит, время еще есть!
— Нет, Ренн. Не для тебя.
— Ты не можешь за меня решать!
— А мне это и не нужно. — Он надел башмаки. — Я прямо сейчас попрощаюсь с тобой. И на рассвете уйду.
В ушах у Ренн зазвенело от возмущения. Нет, это невозможно! Недопустимо!
— Но… ты же не можешь идти туда совершенно один!
— Я и не пойду. Я позову Волка.
— Его здесь нет!
— Он придет.
— Откуда ты знаешь? А вдруг ты встретишься с ней совершенно один? Ей ведь только это и нужно!
Торак не отвечал, и нечто неуловимое в его поведении заставило Ренн с особым вниманием посмотреть на него. Она, разумеется, сразу все поняла по его лицу, и от ужаса у нее даже дыхание перехватило. Ей совершенно не нужно было рассказывать ему о пророчестве Саеунн.
— Ты знаешь? — спросила она.
Торак кивнул.
— Откуда?
— Я это понял, как только увидел Священную Гору. Точнее, почувствовал. Вот здесь. — И он коснулся груди.
Ренн некоторое время ошеломленно молчала. Потом сказала:
— Пророчества бывают ложными, Торак. И мы с тобой можем это доказать.
— Только не в этот раз. Много зим назад в Ночь Душ мой Отец устроил большой пожар и на какое-то время сломил власть Пожирателей Душ. Я должен завершить то, что он начал.
— Я знаю. Но…
— И может быть, мне все-таки удастся это сделать, несмотря на сопротивление Эостры. Но дело в том, Ренн… — Он не договорил. — Видишь ли, когда я пытаюсь представить себе, что будет потом — как мы вернемся в Лес и будем все вместе, ты, я, Волк, Фин-Кединн, — я не могу себе этого представить. Я вижу только тьму, одну сплошную тьму!
Ренн в ужасе смотрела на него.
А он свернул свой спальный мешок, сложил свои пожитки и собрался уходить.
— Куда ты? — не выдержала она.
— Я переночую в другом убежище. И с первым светом уйду. А ты оставайся здесь и постарайся хоть немного отдохнуть.
Выражение лица у него было на редкость упрямое, и Ренн поняла, что спорить с ним бесполезно.
— Как только мне полегчает, — сердито заявила она, — я все равно тебя нагоню!
— Нет.
— Нагоню. И сейчас докажу это. Вот, возьми. Это мой наручный оберег. Пусть это будет залогом. — Ей каким-то образом удалось распустить шнурки у Торака на рукаве и схватить его за запястье. Она быстро надела ему на руку тонкий браслет из зеленого камня и с удовлетворением сказала: — Вот. Вернешь его мне, когда я тебя найду.
— Ты не должна пытаться меня отыскать, Ренн!
— А ты не должен меня останавливать!
— Ренн, послушай! Эта тварь, не обратив на меня никакого внимания, погналась за тобой. Потому что я Эостре нужен живым — по крайней мере, до Ночи Душ, — а на тебя ей наплевать! Ну а мне не наплевать! — Он вскинул на плечо лук. — Прошу тебя, останься в племени Лебедя. И постарайся поскорее поправиться. А потом возвращайся в Лес.
— Нет!
— Прощай, Ренн. И что бы ни случилось, ты ведь знаешь… ты должна знать, как сильно я… — Он судорожно сглотнул. — Пусть твой хранитель всегда летит рядом с тобой! — Он наклонился, поцеловал ее в губы, резко повернулся и выбежал в ночную тьму.
Ветер выл, облетая Высокие Горы и заметая снегом холмы. Даже густые заросли вокруг замерзшего озера ходили ходуном под порывами этого ветра. А в самой гуще зарослей у костра сидели на корточках несколько человек.