Деревья будто склонялись перед гостями, когда сани проезжали мимо. Краем глаза Мэй заметила в линиях коры лица. Они смотрели на нее.
И вдоль всего пути из уст в уста восхищенный шепот передавал одно имя: «Пташка Мэй».
Одно дерево возвышалось над остальными. Его ветки причудливо изогнулись, а листья, похожие на лодочки, блестели и непокорно торчали во все стороны. Ветви раскинулись над кронами, точно многопалые руки. В кроне белели огромные цветы. Это было то самое дерево, которое Мэй видела повсюду — на письме, еще дома, и в облаках над озером, и в небе Призрачного города. В глубине окаменевшего сердца Мэй знала — это дерево Хозяйки Северной фермы.
Друзей окружало множество звуков — карканье, шорох листвы, жужжание насекомых. Кругом ходили, перелетали с ветки на ветку огромные прозрачные птицы. Мэй знала их по картинкам — то были дронты, альбатросы и грифы. В чаще мелькали светящиеся скарабеи, гигантские венерины мухоловки и папоротники — такие огромные, что среди них, наверное, могли прятаться динозавры. Над головами путешественников кружила стая призрачных ворон и одинокая сова. «Ух, ух!» — восхищалась она, разглядывая гостей.
— Пташка Мэй, — шепотом повторяли деревья.
Сани проехали огромное дерево, свернули на дорожку поменьше и, не спеша, продолжили путь.
Через несколько минут впереди возник столбик дыма. Сани остановились перед вязким болотом с лужицами, в которых бурлили пузыри.
Друзей по очереди вытащили и погрузили в купели так, что снаружи оставались только головы и плечи.
Тепло проникло в грудь Мэй. Вскоре девочка обнаружила, что может пошевелить рукой. Тело становилось все мягче, словно она была замороженной индюшкой, которую положили оттаивать. Сердце тоже потеплело, но каждая его частичка болела, стоило вспомнить о Пессимисте.
Хлюп!
Их вытащили из воды, перенесли в небольшую избушку. Там друзей положили на четыре кровати, лицами вниз. Мэй почувствовала, как теплые руки массируют ей плечи, постукивают по спине, разминают пальцы на ногах. Тело стало мягким, как шоколадный пудинг, и девочка зевнула.
Где-то поблизости Тыквер простонал:
— Только не помидорами! Нет! Только не помидорами!
Мэй собрала все силы, повернула голову и посмотрела на друзей.
Призрак бормотал во сне. Каменное лицо Фабио было повернуто в ее сторону, но капитан по-прежнему таращился в никуда бессмысленными глазами. Крошечная слезка скатилась из уголка его глаз и нырнула за кончик усов. Беатрис подняла вялую руку и пригладила спутанные волосы.
— Фыкев, — прошептала Мэй. Губы стали как резиновые и не слушались. Мэй облизала их и попробовала еще раз: — Твыквер, пвоснись.
Тыквер испуганно раскрыл глаза.
— Ох, — облегченно пробормотал он и улыбнулся.
Призрак оглядел комнату. Увидев северных духов, он вытаращил глаза, но тут же окинул взглядом пол и помрачнел.
— А где Пессимист?
* * *
Примерно через час Мэй и ее спутники уже сидели на постелях. Духи Северной фермы оставили их одних, но в щелочку под дверью бил ослепительный свет. Хижину охраняли.
Тыквер в отчаянии распростерся на земляном полу. Огромные слезы катились по щекам призрака и замерзали ручейками.
— Я не могу жить без него, — прорыдал он и перекатился на бок, чтобы посмотреть, как слезы стекают на пол. — Я никогда не говорил ему, как сильно я… я… — Остальные слова потонули в судорожных всхлипах.
Друзья сидели в уголке, прижавшись друг к другу, чтобы согреть косточки, в которых еще прятался холод. Большой палец на ноге Фабио до сих пор не оттаял. Капитан с расстроенным видом тронул его и покачал.
— Что они будут с нами делать? — спросила Беатрис.
Мэй пожала плечами.
Друзья помолчали. Наконец Фабио произнес:
— Я сочинить стих про свой чувства. Кхм… Он называется «Ода окаменевшему пальчику».
В пальчик свой я был влюблен,
Превратился в камень он.
Что за пальчик, спросишь ты?
Самый миленький, с ноги!
Там, где был, его уж нет.
Плачет туфля, плачет кед.
Трам-парам-пам-пам, и вот
Не плясать уж мне фокстрот,
Не играть теперь в футбол!
Я на пенсию ушел.
Сккрррииип.
Дверь избушки отворилась. Все вздрогнули. На пороге появился дух и поманил их к себе. Друзья вышли на тропинку.
Сияние духа разгоняло тени. Дух поворачивал то туда то сюда. Наконец впереди замаячила светлая полоска, и все вышли на заснеженный луг. В сотне шагов стояла еще одна избушка. Из трубы поднимался дым, с крыши клочьями свисала паутина.
Белоснежные духи расступились, освободив дорожку.
— Где мы? — мрачно спросил Тыквер.
Беатрис попятилась и взяла Фабио под руку.
Мэй посмотрела на духов Северной фермы. Их глаза с вертикальными зрачками спокойно взирали на нее. Похоже, все ждали, как она поступит. Девочка сглотнула и подошла к двери. В дереве был вырезан Цветок магнолии.
Мэй собралась было постучать, но тут же опустила руку. «А что, если…»
Вдруг дверная ручка дрогнула. Дверь медленно, мучительно заскрипела. И открылась.
Мэй удивленно захлопала ресницами.
Перед ней стоял Пессимист. Он нетерпеливо помахивал хвостом, словно хотел сказать: «Ну где же тебя носило?» Другое существо отплыло на шаг назад и оглядело ее слепыми глазами.
— Хозззяйки тут нет, если ты это хотела узззнать, — сказал Усик, радушно пошевеливая своими антенками. — Жжжж. Почему не зззаходишь, милая моя?
Для взрослого домового Тыквер вел себя так, что впору со стыда сгореть, но призраку не было до этого никакого дела.
— Тыквер, ты жжже не маленький. Пожжжалуйста, слеззззь с меня. Иди лучше поцелуй кота.
Призрак начал грызть пальцы, но с места не двинулся. Он сидел на коленях у старичка, словно приклеенный, и, болтая ногами, засыпал его вопросами.
— Как там Белль Морт? Как моя могилка? А вы ходили без меня в отель «Геенна»? Как пчелы? А вы не завели нового призрака?
Усик покраснел. Фабио вежливо отвел глаза и стал собирать пушинки со своей формы. Даже Пессимист притворился, что вылизывает брюшко. Друзья сидели в новой гостиной Усика на слегка заплесневелых, но удобных стульях.
— Ззззз… всему свое время, Тыквер. Уверен, что у вас есть вопросы и поважжжнее. Зззз… разззве не так?
Все ошеломленно уставились на него.
— Зззз… давайте разззберемся. Расскажжжите-ка про Окаменелый перевал.