— Граф, представь себе! Вот есть туренское семейство, в котором помнят одного пра — пра — пра… какого — то пра — де́да. Странного такого. Он рассказывал внукам, будто родом не отсюда, а с дальнего острова. Привезли его совсем маленьким. И он любил ругаться непонятным словом «Матуба»… Подожди… И он был резчиком по дереву, украшал дома. Один кусок такого украшения даже сохранился, и узор на нем называется «повилика». Это был любимый узор того мастера… Граф, почему? Просто по имени цветка? Или еще в память о ком — то? Может, о докторе, с которым они дружили?.. А?..
Дед потискал подбородок и потребовал:
— Излагай подробно.
И Ваня стал излагать: как повстречался с Квакером и что увидел и узнал у него…
Дед слушал, не перебивал. Кивал только (и кивала его тень на оранжевой от закатного солнца стене). Наконец он сказал:
— Тебе могут сказать, что ты — несовременный ребенок. И вся ваша братия — такая же…
— Почему это мы несовременные?! слегка обиделся Ваня. — Мы что, информатику не изучаем? Или… — (он хихикнул), — не знаем про коллайдер?
— Нет, вы, конечно, дети нынешних дней, — усмехнулся Граф, — кто спорит… Но в то же время вы будто городищенские пацаны из середины прошлого века. Из времени, когда мы гоняли латаные мячи, махали сосновыми шпагами, запускали с крыш газетных змеев и откапывали на речных обрывах старинные монеты и наконечники стрел… Мы были счастливы, потому что все делали своими руками. И думали, что открываем белый свет… Может, это и есть связь поколений?.. Жаль, что староват, а то записался бы в вашу компанию. Но поздно уже. А Ремке — тем более…
«Граф, ты и так в нашей компании. И Ремка…» — подумал Ваня. И чуть не сказал это, но постеснялся. А когда почти решился, появилась Лариса Олеговна. Она несла на ладонях, как две маленькие чаши, склеенные половинки глобуса.
— Ура… — выдохнул Ваня. — Все готово? — И взял со стола подставку. Медный стерженек на круглом диске, украшенном по краям орнаментом из листьев.
— Подождите, еще не все, — остановила его Лариса Олеговна. — Не хватает кусочка. Надо поискать…
В самом деле, у края одной «чаши» темнела треугольная пробоина. Ваня из кресла бухнулся на паркет, деревянно стукнув коленками. По — пластунски скользнул к стеллажу, зашарил под нижней полкой. Она была низко от пола, но все же руки доставали до плинтуса. Ваня ощупал метр, второй, третий… Наконец под пальцы попал острый кусочек…
Ваня «кормой вперед» выбрался на свет.
— Вот… Кажется, этот…
— Изумительно! — восхитился дед. — Ларочка, вклей, будь умницей…
А Ваня снова плюхнулся на живот.
— Подождите, там еще что — то есть!.. Мягкое, шерстяное…
— Скорей всего, зимний носок Графа. У него привычка раскидывать рваные носки по всему дому…
— Нет… Это вот… — И Ваня вытащил сплетенную из веревочек фигурку.
Круглая головка размером с грецкий орех, глаза — бусинки, мягкое туловище размером с Ванин мизинец, крученые ручки — ножки, ступни и ладошки то ли из дерева, то ли из твердой смолы. Улыбчивый рот из красных шерстяных ниток…
— Дед, это что? — Ваня думал, что нашел один из сувениров, которых великое множество на стеллажах.
— М — м… понятия не имею…
— Да ладно тебе, — усмехнулась Лариса Олеговна. — Небось, подарок от какой — нибудь преданной студентки. Ты ее засунул в дальний угол, а потом уронил и не заметил…
— Студентку? — простодушно спросил Граф.
— Эту куклу, Константин — н Матвеевич — ч!
— Этой куклы у меня никогда не было, — размеренно сообщил профессор. — Все свои вещи на полках я знаю наперечет. Помню — какая откуда. Эта игрушка — не моя… Ваня, может быть, ты ее притащил?
— Ага! И ломаю комедию, — слегка обиделся Ваня.
— Ну, я так… теоретически… Остается предположить: мой старый носок трансформировался в это существо…
Лариса Олеговна спросила с легким стоном:
— Костя, когда ты перестанешь быть мальчишкой?
— Этот день совпадет с датой моей кончины.
— Не надо, — суеверно сказал Ваня. И, чтобы уйти от вопроса о кончине, дурашливо спросил: — А вдруг это пришелец?.. Правда! Прилетел с альфы Центавра, заблудился, спрятался и притворился игрушкой… Смотрите, какие у него глаза! Умные…
— Давайте так и окрестим его: Пришелец, — усмехнулся Граф.
— Да! Давайте! — обрадовался Ваня.
Граф пригляделся к найденышу в руках у Вани.
— А глаза… во — первых, и правда осмысленные. А во — вторых… странные бусинки. Похоже, что искусственный жемчуг ручной выделки. Не нынешняя работа. И…
— Что? — часто задышал Ваня.
— Вижу, ты уже догадался. Малыш сидел внутри глобуса. И вылетел, когда ты… когда шар нечаянно раскололся…
— Значит, он… оттуда? С «Артемиды»?
— Почему бы и нет? Я читал то ли у Конрада, то ли у Мелвилла, что матросы на парусниках плели такие сувениры из пеньковых шнурков. А здесь явная пенька… Друг мой Иван!
— Что? — вздрогнул Ваня.
— Я должен был бы подарить глобус тебе. Поскольку там автограф твоего предка… ну, ладно, пусть однофамильца. Но это выше моих сил: глобус — то от Рема… Ты получишь его потом, в наследство…
— Опять ты об этом! — вознегодовал Ваня.
— Ты получишь его в наследство… через семьдесят лет. А Пришельца забирай сразу. Это твой законный трофей…
Ваня счастливо выдохнул «спасибо» и погладил Пришельца по плетеной макушке. «И никакой ты не трофей. Живых трофеев не бывает, а ты — живой… И ты даже не мой. То есть мой только сегодня. А завтра…»
Ваня знал, кому подарит Пришельца завтра…
Лариса Олеговна ушла заделывать «пробоину», Ваня посадил Пришельца на колено и взял со стола подставку глобуса.
— Граф, а на это ты обратил внимание?
— Ну… обрывок проволочки. Наверно, раньше она вся обвивала подставку. Не сохранилась…
— А на проволочке…
— Похоже, что колючки…
— Колючая проволока на старинной вещи? Скажешь тоже! Ты приглядись…
Граф ухватил со стола очки…
— Ух ты… А я раньше и не заметил…
— Дед, это не просто цветы. Это повилика…
— Открытие за открытием… Теперь ваша братия получит пищу для новых фантазий. В то время, как нормальные дети киснут над компьютерными играми или греют животы на пляжах, вы будете сочинять истории в духе твоего любимого писателя из Нанта…
— Да! Только нам нужны копии карты! Граф, ты можешь напечатать для каждого?
— На мой сканер не влезет…