– Это важно?
– Да. – Отрезал Дрейк, воздержавшись от комментариев.
Никто не видел, как под сумеречными сводами огромного зала маленькие отверстия выдохнули облачка серебристой пыли.
Микроскопические пылинки, едва различимые невооруженным взглядом, на самом деле являлись наномашинами.
Кто-то наблюдал за вторгшимися в цокольный уровень людьми.
Пылинки, рассеявшись в воздухе, начали медленно опускаться, передавая загадочному наблюдателю подробную информационную картину происходящего.
* * *
Виртуальное пространство информационного поля планеты Гермес…
…Многие годы его ощущение жизни было сравнимо с гладкой зеркальной поверхностью небольшого лесного озера, над которым время от времени появлялся слоистый, молочно-белый туман воспоминаний.
Замкнувшись в себе, сознательно культивируя одиночество, он не выходил в Сеть, словно киберпространство чем-то пугало его. Спокойное течение мыслей скользило вдоль замкнутой цепи минувших событий, будто он нарочно остановил жизнь у незримой черты, довольствуясь лишь теми эмоциями, которые порождал зыбкий туман прожитого… да и они постепенно погружались в темные глубины, унося с собой боль невосполнимых потерь – омут забвения поглощал ее медленно, неохотно…
Казалось, пройдет еще немного времени и сознание окончательно угаснет, уснет в укромном уголке очерченного для себя виртуального пространства.
Все шло к тому, но его покой был грубо, болезненно нарушен в тот день, когда Хараммины атаковали центральный узел Интерстар в системе Элио.
Боль. Фантомная боль резанула словно вспышка, от которой наступила секундная слепота. Выделенный канал гиперсферной частоты, связующий его разум с остальными узлами общечеловеческой сети, отключился.
До этого момента он не задумывался, настолько ли хорошо одиночество, так тщательно взлелеянное в сознании?
Да, он отторг от себя внешний мир, с единственной целью – забыться, превратить свои мысли в спокойную гладь лесного озерка, где постепенно утонет боль, а на плаву останутся лишь редкие воспоминания о минутах счастья.
Возможно, он не до конца отдавал себе отчет, что, действуя таким образом, он засыпает навеки.
В роковой миг глобального сбоя межзвездной связи он очнулся, ощутив вселенскую пустоту.
Вместо подсознательного, баюкающего шепота жизни миллиардов людей, которая протекала где-то далеко, на незримой периферии, ощущаясь лишь как фон, теперь со всех сторон ринулась чернота, – бездна настоящего одиночества вмиг окружила его, всколыхнув ровную гладь умиротворения, словно порыв внезапного ветра, погнавший рябь очнувшихся мыслей и полузабытых чувств.
Испуг, шок длился недолго, – он, словно мифическое существо стряхнул прах забвения, со смятением прислушался к самому себе, мгновенно переосмысливая долгие годы, проведенные в добровольном мысленном заточении.
Для личности с его опытом и возможностями не составляло никакого труда сделать очевидный вывод: отказавшись от нормального общения, не погружаясь в информационные потоки, он пропустил нечто чрезвычайно важное.
Беглый взгляд за пределы комфортного виртуального пространства показал, что за истекшее время в реальности приютившей его планеты не произошло радикальных перемен: она по-прежнему оставалась безжизненна и безлюдна, датчики, рассеянные по огромным пространствам каменистых пустошей горного плато упорно свидетельствовали что никто не пытался нарушить установленных много лет назад границ частной собственности.
Его враги, если они еще оставались в мире физическом, давно состарились, да и сама память о нем, как о личности, наверное, уже исчезла.
Следующим шагом стала проверка связи с ретранслятором гиперсферных частот.
Тот был исправен. Тестовые сигналы без помех достигали устройства ГЧ, и он, преодолев секундное замешательство, попробовал выйти в сеть Интерстар… но тщетно: канал межзвездной связи не действовал, – на посланные сигналы не ответила ни одна из удаленных на десятки световых лет станций гиперсферной частоты.
…Трое суток он провел в мучительном неведении, вкушая полнейшее одиночество, а когда по внезапно ожившим каналам связи пришел ошеломляющий информационный пакет, продублированный из одного источника на все станции ГЧ Обитаемой Галактики, он понял, что забвение закончилось.
Острое чувство облегчения вскоре сменилось присущей ему настороженностью. Восприняв информацию о внезапном вторжении Харамминов и последовавшей за этим Семидневной войне, он понял, что самоизоляция лишь повредила ему: информационный вакуум ощущался теперь как голод, но войти в сеть без должной подготовки, просто ринуться туда, как в омут – такое действие противоречило стойкому инстинкту самосохранения, выработанному благодаря богатому и горькому жизненному опыту.
Именно тогда, решив вновь выйти на простор киберпространства, он стал Ветром, сформировав образ и сетевое имя.
Образ он взял из собственной памяти, а ник подсказала ему беснующаяся за толстыми закаленными стеклами рыжая песчаная буря.
* * *
В реальном мире прошли многие годы, прежде чем в жизнь Ветра вторглось еще одно знаковое событие.
Если внезапный обрыв связи пробудил его разум от затяжного летаргического сна, то встреча с Селеной на информационной площадке Совета Безопасности Миров разбудила всю гамму противоречивых человеческих чувств, которые, казалось, давно и безвозвратно заперты в тайниках души.
Да, он вернулся в киберпространство, но вел себя скорее созерцательно, чем эмоционально. Словно губка, впитывая все новое, он не спешил придавать моральную окраску тем или иным событиям.
…На следующий день после знакомства с Селеной он спрашивал себя – как это произошло?… и не находил рационального, вразумительного ответа.
Все мы иногда совершаем безумства…
Селена окончательно разбудила его. Она подошла и звонко шлепнула своей ладошкой по успокоившейся глади его души; брызгами взметнулись полузабытые эмоции, и Ветер, словно оправдывая избранное имя, инстинктивно подхватил ее порыв.
Разве может рассудок полностью подчинить себе душу, долгие годы копившую в подсознании потенциал невыраженных чувств?
Он со всем своим прагматизмом не смог проконтролировать тот миг, когда они взрывообразно вырвались наружу: безумные, порывистые, заждавшиеся своего часа… и с этого момента существование Ветра обрело совершенно иной смысл.
Он больше не созерцал, с философской отрешенностью анализируя факты новейшей истории.
Он жил, ощущая это каждой частицей своей души.
Оглядываясь на горький опыт прошлого, Ветер понимал, что это опасно, но как надоело ему осторожная скрытность; после первого сполоха эмоций хотелось вновь и вновь переживать их, добавлять новые, забыв об осторожности и рассудительности.