— Ваш имперский лев — не лев, а дохлый пёс с живодёрни! — заявил один.
— Возьми кукурузину с вашего флага и засунь себе в… — посоветовал другой.
Разодрались. Появился директор. Взял рослых «политиков» за воротники и отвёл к себе в кабинет.
— Сейчас велю тёте Зоре принести «тараскины слёзы» и выдеру. В присутствии завуча и классных старост.
— Не имеете права, — пискнул тот, что посмелее.
— Сейчас посмотрим… Тётя Зоря!
— Мы больше не будем! — спохватился тот, что поумнее.
— Не будут они… Политики народ мутят, чтобы делать себе карьеру! А вам-то что надо? На одной улице живёте, один мяч гоняете, в одной артели с отцами на ловлю ходите! Чего не поделили? Брысь!.. Если ещё раз узнаю, не сядете на лавки до выпускных экзаменов…
В тот же день было объявлено по всем классам, чтобы никто из школьников не думал соваться во всякие свары и конфликты по поводу спорных территорий. И чтобы близко не подходили к вооружённым людям — ни к забредающим сюда изредка имперским десантникам, ни к матросам, что иногда высаживались с крейсера для разведки, ни к темнокожим парням в голубых касках и белых портупеях. Парни эти были из «Организации международного надзора» и присланы в район конфликта не то Советом безопасности, не то каким-то «Миротворческим союзом». Впрочем, они поторчали тут совсем недолго и тихо исчезли.
А крейсер «Полковник Дума» не исчез…
Решение школьного начальства одобрили все жители Фонарей. Потому что, по правде говоря, им до лампочки была всякая власть. За последние два века кого только не повидали обитатели здешнего края! Казаков и французов, гайдамаков и англичан, греков и немцев, имперских колонистов и китайских бизнесменов. Каждый норовил что-то урвать для себя. И плевать им было на тех, кто с давних пор обживал эти места…
В самих жителях, кстати, было понамешано крови всяких народов — начиная от потомков Одиссея и кончая северными переселенцами прошлого века…
Кое у кого зрела идея: не подать ли прошение о вступлении в Союз вольных городов, где главным был знаменитый приморский Льчевск? Чтобы ни Империя, ни Штаты больше не лезли со своими претензиями. Беда только, что ни Фонари, ни другие посёлки Южного края не тянули на то, чтобы считаться полноценными городами…
Империя не хотела отдавать залив и косу НЮШу, но и драться за такие мелочи не хотела: ей хватало других проблем. Например, споры с Америкой, которая помышляла объявить своей собственностью лунные территории (совсем охамел беспринципный, свихнувшийся от жадности Запад!). И Фонари оказались в блокаде. Правда, продукты в лавках не исчезли окончательно, кое-какие лекарства в местной аптеке и больнице ещё были, но телевизоры работали через пень-колоду, а телефонная связь прервалась вовсе. НЮШ блокировал ретрансляторы сотовых компаний и спутниковые станции, отключил кабели…
Так что ждать весточки от Юнки не приходилось.
И ещё одно поганое обстоятельство. Имперское министерство просвещения в своей далёкой столице взяло себе в голову, что учиться в таких условиях детям Южного края рискованно, и объявило перерыв занятий на две недели. А школа в Фонарях подчинялась как раз этому министерству. Потом, правда, чиновники сообразили, какую сделали дурь, но конец учебного года оттянулся до середины июня. Поэтому Марко и холил до сих пор на уроки. Со своим привычным стареньким ранцем…
Лёгонький ранец подпрыгивал на спине, когда Марко скакал с уступа на уступ. Скакнёт, остановится, послушает тишину. В тишину вплетался еле слышный шорох маленьких волн — снизу. И стрёкот цикад сверху, с подступавших к обрыву травяных пустошей. Покрикивали чайки, но их голоса были как бы отдельными от тишины, не задевали её. Иногда начинал дышать ветерок — покачивал редкие, проросшие из каменных щелей бледно-синие цветки цикория.
Марко прыгнул на тесную ракушечную площадку и решил передохнуть ещё разок. Конец пути был уже недалеко. Марко встал прямо, взялся за впрессованный в камни мраморный кругляш. Толстенный. Похоже, что это был обломок древней колонны. Марко обвёл глазами синее пространство. «Полковник Дума» торчал в этом пространстве как сизый набухший чирий. Марко плюнул. В этот же миг у башенного орудия крейсера вспух синий дым. Что это?.. Марко заморгал. И моргал секунд пять, а потом тугой грохот встряхнул весь мир. И сразу ещё один грохот — с визгом и металлическим треском. На ракушечном отвесе метрах в ста от Марко взметнулось чёрное каменное дерево. Над головой свистнуло…
«Это что?! Это — по мне?! Потому что я плюнул?! Психи!..»
Никогда Марко не видел так близко снарядных разрывов. То есть вообще не видел в жизни, только в кино… Он обмер, и мысли разлетелись на осколки. И не было времени собрать их, потому что новый орудийный улар и — сразу же — ещё один взрыв сотрясли море и берег.
Голова у Марко будто отключилось, но тело, руки, ноги действовали. Сами по себе. Недалеко от мраморного кругляка была в ракушечнике широкая щель. Как раз такая, чтобы щуплый мальчишка мог втиснуться и замереть в этом убежище. Именно убежище, потому что со стороны моря щель прикрывал похожий на узкое крыло выступ.
Да разве он спасёт от снаряда!
Сердце колотилось не в груди, а где-то у горла. И кажется, текли слезы. Но выстрелов больше не было. Осколки мыслей… не то чтобы склеились, но начали проявлять себя.
«Неужели правда по мне? За что? Разглядели в трубу, что я плюнул на них? Бред какой!.. Из пушки по воробьям… Как в киношной песенке: «Если рядом воробей, мы наводим пушку…». Гады паршивые… Будут ещё стрелять или кончили?.. Может, началась настоящая война? Тогда почему палят по обрыву, а не по улицам?.. Что же делать?.. Сидеть до ночи или рвануть вперёд?..». Все жилки тряслись в Марко, и казалось, что камни отвечают мелкой дрожью.
Марко попытался вспомнить какую-нибудь молитву. Да он и знал-то всего две: «Отче наш» и ещё вот эту… «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою…» Её норой шептала мама — когда вспоминала отца и когда думала, что рядом никого нет… И Марко в столице шептал её, когда вспоминал маму. И в то воскресенье, когда тётя Даша уговорила сходить с ней на церковную службу, в храм на площади Трёх князей… Марко не очень-то хотелось идти, но он послушался. И, чтобы настроить себя как надо, шёл и шептал, и думал о маме… А службы не получилось. Получилась драка. Две толпы верующих заспорили, кому принадлежит храм. Имперской церкви или той, что обрела самостоятельность в НЮШе? Мелькали кулаки и раскрытые черные рты. Марко видел, как старый священник на высоких ступенях поднимал медный крест и что-то говорил. Кажется, что у храма Божьего один владетель — Иисус Христос. Так, по крайней мере, на миг послышалось Марко. Тётя Даша ухватила племянника за плечи и быстро увлекла прочь.
— Господи, что же это делается на белом свете…
Её модные серёжки перепугано качались над плечами, с ресниц текла тёмная краска. А у Марко мелькнуло: «Если даже храм не могут поделить, как поделят земли и страны?»…