— Всем шампанского! Угощаю всех! Братки, я ведь тоже «мент поганый»! Полгода назад служил в милицейском батальоне! — заорал, увидев вошедший наряд, обрадованный Ромка, размахивая, зажатыми в кулаке смятыми купюрами.
— Ладно, хватит бузить! Поехали, мужики! — предложил сержант. — Проветримся!
— Заодно отдохнете, протокольчик составим! — добавил другой.
— Куда? — спросил Валерка, осоловело тараща глаза на милиционеров. — Не понял?!
— В гости, дорогой! К Санта Клаусу! — сержант засмеялся своей удачной шутке (у дежурившего сегодня старшего лейтенанта Каменского было прозвище — Санта Клаус).
— Нам и здесь не плохо!
— Сейчас будет плохо! Кому говорю! Выходи, пока холку не начистили! — отозвался дюжий сержант, бесцеремонно толкая майора к выходу.
— Что за тон, ментура? — возмутился Шилов. — Ты как со мной разговариваешь, щенок? Ну-ка, руки в сторону!
— Да, чего с ними церемониться! Давай ребята!
Милиционер, грубо заломив руку майору за спину, потащил его к выходу. Ромка бросился другу на помощь и схватил сержанта за рукав, но, получив резкий сильный удар локтем в лицо, отлетел к прилавку и шлепнулся на пол.
— Суки!! — взревел Шилов, вывернувшись из захвата и сбив сержанта с ног. Сдернул у него с плеча «акаэс» и, предернув затвор, заорал на опешивших ментов.
— Стой! Падлы!
— Ты чего, майор! Не дури!
— Всех положу! Не подходи!
— Охренел совсем? Что за шутки?
— Не будь мудаком, отдай оружие!
— Назад! — глаза потемнели и сузились на багровом лице военного.
— Слышь, приятель, давай по-хорошему поговорим! Только автомат верни!
— Ты, что?! Неприятностей на свою жопу ищешь?! — рявкнул побледневший старшина. — Будут! Под статью захотел? На нары!
— Заткнись, сученок! Я тебе такие нары покажу! Это тебе не старых бабок с семечками да носками у магазинов гонять!
— Паша, передай Терехину…
— Меня боевого офицера какая-то шушера будет лапать! — перебил старшину майор. — Да я вас сейчас стреножу! Или яйца отстрелю! Мудачье поганое! Извинения еще будете просить!
— Майор! Ты не зарывайся!
— Ну-ка, живо! Поднять парня! — Шилов повел дулом «акаэса».
Двое милиционеров попытались поднять отключившегося Ромку с пола. Левый глаз у того основательно заплыл, из разбитого распухшего носа на подбородок и шарф текли кровавые сопли.
— Малец, ну давай! Давай! Хватит спать, здесь тебе не гостиница, — похлопывая по щеке, младший сержант, делал все, чтобы привести Ромку в чувство.
— Вы чего с парнем сделали, козлы ментовские? — майор, опутив автомат, наклонился над лежащим.
Этого движения было достаточно, чтобы милиционеры воспользовались ситуацией. Один из них крепко обхватил сильными руками майора сзади, тем временем двое других вцепились в оружие. После непродолжительной возни поверженный майор лежал на полу лицом вниз с наручниками на руках. Грязно матерясь и извиваясь, он пытался пнуть кого-нибудь из врагов.
Спустя тридцать минут он уже метался по «обезьяннику» как раненый зверь, крича через решетку проклятия в адрес «ментов». Ромка, молча, сидел на привинченной к стене скамье без ремня и шнурков, прижавшись разбитым лицом к холодной цементной стене. Тошнило. Гудела голова.
Всю эту неделю, заместитель начальника отдела милиции, подполковник Марголин уходил домой поздно: в понедельник приезжает комиссия из министерства. Требовалось привести все дела и документы в должный порядок, чтобы комар носа не подточил.
— Что за шум? Кто там у вас буйствует? — спросил он старшего лейтенанта Каменского, спустившись в дежурку.
— Да, только, что привезли двоих скандалистов. Майора и парня с ним. Устроили пьяный дебош в магазине.
— Кто, такие? Документы есть?
— Вот удостоверение майора, а это военный билет пацана.
Марголин, листая документы, резко отдал указание:
— Немедленно освободить! Это же майор Шилов! Ветеран чеченской войны. Личность известная, можно сказать, легендарная. Парня тоже! Ну, молодцы! Ничего не скажешь! Вы, что не видели, что это не какие-нибудь алкаши, забулдыги?! Это же комбатанты!
— Кто, товарищ подполковник?
— Комбатанты, я говорю. Комбатанты — это те, кто прошел через военные конфликты. У них психика, как правило, нарушена. Мозги набекрень. Они привыкли находиться в экстремальных условиях, в боевой обстановке, ходить по лезвию ножа. И многие, вернувшись с войны, не могут приспособиться к мирной жизни. Отсюда срывы, депрессия, самоубийства. Вечный конфликт со всеми. К ним подход нужен особый. Лечить их надо всех до одного в реабилитационных центрах! А их у нас, сам понимаешь, нет! Понятно? — Марголин взглянул на дежурного офицера.
— Так точно, товарищ подполковник!
— Смотри-ка, орден Мужества у пацана! Герой. А вы их, героев, в «кутузку»! Освободите, извинитесь да помягче с ними, — сказал подполковник, поднимаясь из-за стола. — А лучше по домам развезите, чтобы еще чего-нибудь не натворили вояки. Нам и без них своих проблем хватает.
Спустя неделю в городской газете Ромке на глаза попался некролог с портретом бравого военного, с фотографии на него смотрело знакомое лицо Шилова Михаила Петровича. Майор умер. Сердце.
Ромка достал из кармана пачку сигарет, нервно защелкал зажигалкой, пытаясь прикурить. Дрожащие пьяные пальцы не слушались. Вокруг все плыло как в тумане. Лестничная площадка, исцарапанные надписями стены, щербатые ступеньки, давно немытое окно. Наконец глубоко затянувшись, задымил, прищурив глаза от едкого дыма.
— А! А! Суки! — громко вырвалось у него. Опустив голову, закрыл устало глаза, хотелось забыться, отключившись, ни о чем не думать. Сказывалась очередная пьянка и бессонная ночь, проведенная на ногах.
Прошло полгода, как он вернулся оттуда! Оттуда! Куда все попадают одинаково, а возвращаются по-разному. Кто на своих двоих, кто на костылях, кто в «цинке», упакованном в «деревянный костюм».
Наступление ночных сумерек на Романа действовало как красная тряпка на быка. Он беспокойно бродил по квартире, не находя себе места, словно кошка, собирающаяся окотиться. Каждые полчаса выходил в подъезд на площадку покурить. Присаживался у теплой батареи с банкой из-под кофе для окурков и подолгу дымил, уставившись отсутствующим взглядом в стену. Какая-то давящая тревога неотступно преследовала его. Потом он возвращался в квартиру; пытался на кухне читать какой-нибудь детектив, или тихо включив магнитофон, чтобы не тревожить родителей, слушал кассеты с песнями Виктора Цоя или группы Мумий Тролль. Потом, вновь неожиданно срывался, набрасывал куртку и выходил на опустевшие улицы ночного города. Бродил, оставаясь один на один со своими мыслями.