«Спасибо Вам за неожиданно встреченное детство, за вашу необыкновенную память ребенка, за живую сказку, за все. Вы как чудесная машина времени. Прочитать вашу книгу — это как вдруг встретить волшебника, поболтать с драконом, найти друга, даже если уже не верил, что это случится. Не знаю, как Вам это удается, но я уверен, что летать на ковре-самолете Вы не разучились. И мы вспомним, с нашими детьми, надеюсь…
И все-таки не понимаю, как можно вызывать дежа-ею у всех, разные дети, разные поколения, ведь невозможно помнить то, чего с Вами не было, и придумать это тоже невозможно — или нет? — снова вопрос, недавно прозвучавший в Интернете».
«Придумать — невозможно. Чувствовать — можно, — ответил на это писатель. — Вспоминать, что было с тобой в детстве, в снах, в мечтах, может быть, в какой-то иной реальности (а я все больше склоняюсь к мысли, что таковые параллельные реальности существуют), наверное, всегда можно. Наверное, литераторы — это люди, у которых есть повышенная способность проникать в эти миры, вспоминать их и, по мере своих возможностей, рассказывать о них другим людям. Иногда это удается, иногда нет… судить об этом уже не автору, а читателям. Кому понравилось — тем спасибо. Наверное, умение сохранять в себе память детства — это определённая способность, так же, как бывает, например, способность к музыке или математике».
Умение соединять реальное, сказочное и фантастическое, позволять им взаимодействовать и использовать тогда, когда это требует ситуация, ещё одно особое умение Крапивина. Меня часто спрашивают, какую из крапивинских книг я могла бы назвать любимой. И каждый раз я бываю в растерянности. Хочется назвать что-то из раннего, реалистического — «Та сторона…», «Оруженосец Кашка», обязательно всплывают «Трое с площади Карронад», а как же «Голубятня…», — начинаю я переживать, — и «Застава…» с «Гусями…», а уж «Оранжевый портрет с крапинками» можно было бы назвать первым, и где же тогда найти в этом ряду место для «Тополиной рубашки»? В этот момент спрашивающие обычно начинают смеяться. А я сразу вспоминаю ответ писателя на мой настойчивый вопрос о том, какая из его книг ему всего ближе. Сначала он сердито проворчал, что задавать такие вопросы, что многодетного отца спрашивать, какой ребёнок ему дороже. А потом подумал немного, поулыбался и сказал, что, пожалуй, всё-таки «Оранжевый портрет…».
В своих интервью писатель говорит: «Я для себя никогда не разделял фантастику и «традиционную» прозу. Мало того, они у меня часто переплетаются, и ни от каких приёмов я отказываться не хочу. Выбираю то, что мне более подходит для изложения задуманного сюжета, а фантастика и реальность там дозируются уже автоматически… Первая фантастическая вещь появилась у меня, когда я только начинал. С тех пор реалистичные вещи и фантастика идут параллельно». И ещё: «…Я никогда не старался писать фантастику ради фантастики. У меня фантастика получалась тогда, когда моим героям становилось тесно в трёхмерном, обыденном пространстве. Я придумывал всякие миры и планеты, чтобы расширить сцену действия для героев. Чтобы они могли реализовать себя более ярко и полно, чем в рамках нынешней жизни…»
«Строго говоря, провести четкую границу между произведениями «фантастическими» и «нефантастическими» у Крапивина вряд ли возможно, — читаем в статье Максима Борисова «Тревожные сказки». — В любой реалистической крапивинской повести можно отыскать элементы сказки и ребячьей фантазии, а любой роман о Великом Кристалле или примыкающий к этому циклу можно счесть «всего лишь» превосходным, психологически точным описанием ярких снов и детских мечтаний. Сказки Крапивина фантастичны, а фантастика сказочна».
Этим словам была прекрасная иллюстрация в доме Крапивина — особый глобус. Одна его половина представляла мир реалистических произведений, другая — сказочных и фантастических. И только вращая глобус, можно было ощутить, что нет границ между этими мирами.
Чтобы была сказка, говорит Крапивин, в неё нужно верить, «сказка тем и хороша, что даёт возможность хотя бы на своих страницах восторжествовать добру. Ну, и этим хоть немного помочь добру в окружающей нас жизни…» Помните, в песне — «Детям сказка нужна, чтобы стали бесстрашными…»?
В конечном счёте, всё у Крапивина для того, чтобы дети были бесстрашными и счастливыми, чтобы они не страдали от одиночества, чтобы злая сила или воля взрослых не лишала их радости жизни. Он не просто видит и описывает проблемы, с которыми сталкиваются дети в жизни, он ищет вместе с героями и читателями пути выхода из, казалось, безысходных ситуаций. И находит их, пусть цена решения бывает и очень горькой. Крапивин не предлагает готовых решений или рецептов. Всё зависит от каждого из нас, говорит он своим творчеством, и наша собственная судьба и судьбы мира. Главное, он призывает к активности, действию и не оставляет своих героев одних.
В книгах Владислава Крапивина есть люди, для которых защита детей и детства становится делом их жизни. Командоры хранят детей в фантастических мирах, но также они нужны и в реальном мире, который не менее жесток к детям. В его книгах можно увидеть метод, путь действия, говорят многие из тех, кто сегодня занимается защитой прав детей и социальной помощью нуждающимся. А кое-кто и пришёл в эту отрасль благодаря книгам писателя, его Командорам и Хранителям. И в этом особая социальная значимость его творчества.
Цикл «В глубине Великого Кристалла» и примыкающие к нему произведения вызывают, пожалуй, наибольшее число вопросов у поклонников творчества Крапивина. Традиционные темы и идеи звучат здесь на совершенно новом уровне, как философском, так и эмоциональном. Как устроен мир по Крапивину, по каким законам он развивается, что имел или имеет в виду писатель в тех или иных ситуациях, насколько реальны его фантазии и фантастична реальность происходящих с героями событий? Какие научные теории подтверждают гипотезу о Великом Кристалле, можно ли сделать «бормотунчика», как осуществить Прямой переход, что происходит с «ветерками», как сделать рубашку из тополиного пуха и можно ли надеяться, что лето вовсе не закончится?
Сколько раз я задавала эти и массу других вопросов писателю от имени читателей. Иногда мне казалось, что они (читатели) пытаются вникнуть в такие детали, о которых сам писатель и не думал вовсе. Тут, похоже, начинают действовать особые законы взаимодействия писателя и читателей. На вопрос «Насколько Вы верите в реалии и события из цикла о Великом Кристалле? Или это сплошь выдумка?» Крапивин ответил, что считает события и мир героев вполне реальным. А свою космическую теорию считает не хуже остальных, при этом он ссылается на игры с кольцом Мёбиуса и плоскими многогранниками, которые всячески перекручивает.
«Как Вы считаете, не создаёт ли союз «автор — читатель» новых миров?» — спросили однажды Крапивина. «Естественно, создает, — ответил он, — и такой мир возникает. Писатель пишет, читатель воспроизводит прочитанное в своем сознании, и при удачном сочетании, взаимопонимании автора и читателя действительно возникает новый мир. Вопрос о степени его реальности — это вопрос для долгого изучения философами, психологами… может быть, физиками…»
В реальном, сказочном и фантастическом мире Крапивина есть понятие Дороги, Города, Безлюдных пространств.