А в компании Моргана обращались ко мне почти по-нормальному: Гриня. Потому что Морган сам так стал меня называть: «Гриня, смотаешься на рынок, добудешь там у черных дураков груш или яблочек…» Или: «Гриня, ты у нас нынче дневальный, гляди, мой хороший, чтоб порядочек…» Ласково так. Но все знали, что за этой ласковостью…
А в спецшколе я снова стал Климом. Но вскоре один остряк сказал: ««Клим Ворошилов». Конечно, все стали спрашивать: почему и кто такой? «А это был давным-давно в Красной армии маршал. Говорят, стрелял без промаха. Даже звание такое потом для самых метких придумали: «Ворошиловский стрелок». Да вы чё, кино не смотрели, что ли?..»
Ну и получил я новую кличку — Стрелок…
Было у меня еще одно имя, но его никто из ребят не знал. Я крепко держал его про себя. Потому что оно было для меня дорогое изо всех сил. Это имя стало мне известно из письма, которое… Хотя нет, про письмо потом…
А в спецшколе, значит, — Стрелок. Не насмешливое прозвище, а даже с почтением. Потому что все помнили историю про мою стрельбу, когда ментухаи окружили меня с Пузырьком и Тюнчиком на Волохинском разъезде…
…И Мерцалов звал меня так же — Стрелок, хотя ему-то полагалось звать воспитанников по фамилии. Он был один из воспитателей. Не руководитель группы, а помощник начальника по какой-то там линии. Мы с ним редко сталкивались, я даже не думал, что он меня помнит. Но три дня назад, когда был урок математики, Мерцалов заглянул в класс и окликнул меня так по-свойски:
— Стрелок, пойдем-ка со мной голубчик, тетя доктор зовет…
Я подумал: опять на допрос. Начнут десятый раз пытать про одно и то же. А я ведь давно уже рассказал все, что знал, вывернул себя наизнанку! Чего еще надо-то?
Но оказалось, надо не это. «Тетя доктор» (а точнее, фельдшерица Зинаида Матвеевна) приготовила шприц и велела мне спустить штаны. Я спросил:
— А что это за раствор?
— Потом узнаешь, — улыбнулся Мерцалов (он был рыхлый и вроде бы добродушный, но с тонкими, как у коварной киношной красавицы, губами).
Спорить было бесполезно. Я сказал:
— Давайте, я сам воткну, я умею…
Дело в том, что год назад у меня нашли какую-то болезнь (с непонятным названием: то ли «дебют», то ли «дубликат»). Мне пришлось таскать с собой шприц и ампулы и несколько раз в день самому себе делать уколы, иначе мог помереть. Так мне сказали. Потом выяснилось, что диагноз был ошибочный и втыкал иголки с лекарствами я в себя зря. Директор интерната с треском уволил врачиху, а опытные парни из старшеклассников меня утешали: «Не горюй, кент, опыт пригодится, если вздумаешь «сесть на иглу». Я знал, что садиться на иглу в жизни не буду (не самоубийца же!), поэтому только плевал а ответ. А те ржали…
Но сейчас Мерцалов сказал:
— Не суй лапы, Стрелок. Зинаида Матвеевна профессионал…
Ну, эта «профессионал» и всадила мне так, что я взвыл. Мерцалов захихикал. А когда я застегнул лямки комбинезона, он за плечо вывел меня в коридор, оглянулся и полушепотом, объяснил:
— Теперь слушай сюда, мальчик. Ты у меня на поводке. Покрепче якорной цепи. Это снадобье — спецсредство. Ровно через тридцать суток у тебя вот тут — (он твердым пальцем ткнул мне рядом с лямкой, под левую ключицу) — появится розовый бугорок. Будет чесаться и немножко болеть. Пару часов. А потом бугорочек этот превратится в красное пятно, вроде амёбы. И если в это время не сделать второй укол данного препарата, мальчик тихо отойдет в царство небесное. И никто не поймет, в чем причина… Врубился, Стрелок?
Я сказал со слезинкой:
— Чё вам еще от меня надо-то? Я же всё рассказал, до самой мелочи! Всё, что помню!
— А надо и то, что не помнишь. Есть такая штука: подсознание. В нем иногда прячется информация, про которую человек и сам не ведает. Здесь эту информацию у тебя выскрести не сумели, поэтому поедем в клинику особого института, в Горнозабойск… Да не боись, там больно не делают, просветят мозги, вот и все. И кормят до полного пуза, потому как будешь не воспитанник, а пациент …
— Все равно не в коня корм, зря только потратятся, — искренне сказал я.
— А тебе-то что? Прокатишься, на белый свет посмотришь из поезда, вкусно покушаешь… А чтобы не слинял по дороге, в тебе вот эта самая, выражаясь по-научному, инъекция. Будешь помнить, что отправишься на встречу с родителями (ну, не обижайся), если в нужный момент я не окажусь рядом. А я окажусь, если будешь вести себя хорошо. И тогда — вот это… — Он вытянул из внутреннего кармана пиджака коробочку, похожую на футляр маленькой авторучки. Открыл. Там лежал упакованный в целлофан шприц с колпачком на игле, а рядом тонкая прозрачная ампула с длинным концом. — Собственноручно воткну тебе куда следует. Или даже доверю самому… И живи тогда до ста лет. Глядишь, принесешь пользу Империи… Усёк…
Я посопел и кивнул. А что делать? В этой «конторе» спорить не полагалось, иначе пожалеешь сто раз.
— И поимей в виду, Стрелок мой ненаглядный. Названия данной жидкости ты не знаешь, поэтому и найти другую дозу нигде не сможешь. Да если бы и знал… Штука эта столь редкая, что в готовом виде пока существовала лишь в двух экземплярах. Одна порция теперь у тебя сам знаешь в каком месте. А другая — у меня. — Мерцалов спрятал футлярчик за пазуху. — Уяснил ситуацию?
Я опять кивнул.
— Ты не болтай головой, а отвечай согласно уставу.
Я опустил руки вдоль мятых комбинезоньих штанин, глянул Мерцалову в лоб и ответил согласно уставу:
— Так точно, понял, господин воспитатель.
Он опять подобрел:
— Не надо «господина воспитателя», можешь обращаться «Ефрем Зотович». Мы с тобой теперь одной ниточкой связаны. Ты от меня никуда, и я тебя блюсти должен без отрыва. Так что будем проявлять взаимное понимание. Уговор?
Я сдвинул пятки казенных ботинок.
— Так точно, гос… Ефрем Зотович.
— Вот и ладненько. Выезжаем завтра утром. Возьми на складе чемоданчик и собери имущество: смена белья, чистая рубашка, полотенце, паста-щетка… Что еще? Второго пистолета у тебя, надеюсь, нету? Хе-хе…
— Нету, Ефрем Зотович, — ответил я уже не по уставу. И подумал: «Твое счастье, что нету. А то завтра искал бы ты меня вместе с ампулой…»
Рано утром школьный фургон отвез нас в столицу, на маленький вокзал, который назывался «Елисеевский» (я и не знал, что есть такой). Сели в поезд на загороженной товарняками платформе. Поезд оказался странный. Прямо винегрет какой-то. За блестящим вагоном-рестораном была почему-то прицеплена теплушка (будто из военного фильма), за ней синий пассажирский вагон с надписью «Абакан», а следом красный с надписью «Торпеда». А за «Торпедой» стоял вагончик будто из музея или из кино про ковбоев, индейцев и американских грабителей. Но самое удивительное было еще дальше: мы подошли к вагону, каких я не видел ни в кино ни на самом деле. Похоже, что какой-то регентский салон на колесах. Одна половина его была сплошь застекленная, даже крыша. А во второй — четыре двухместных купе. Это я разглядел, когда мы оказались внутри. Да, именно в этот вагон подтолкнул меня Мерцалов, когда проходили у подножки: