Дагги-Тиц | Страница: 126

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Зато для Полянкиных друзей из маленького театра «Штурманята» он сразу стал Инки…

…Разумеется, он согласился играть в спектакле. Во-первых, там участвовала Полянка. Во-вторых, в этой пьесе — так же, как в давней, про стрекозу и муравья, — Полянку надо было спасать. Но теперь уже не от зимних морозов, а от чудовища-паука. Потому что представление называлось «Муха-Цокотуха». По известной сказке. Не «Гамлет», конечно, малышовая пьеска, в которой участвовали даже детсадовские ребятишки, но у Инки роль оказалась с известной долей героизма. Ему предстояло сыграть Комара. Того, который в поединке побеждал Паучище и спасал Цокотуху. А ее играла Полянка!

Мог ли Инки отказаться, не спасти Полянку! Тем более что при этом он избавлял от смерти и М у х у.

…Он, конечно же, рассказал Полянке про Дагги-Тиц. В один из вечеров, когда они дотемна бродили по заиндевелым улицам поселка Брюсово (и когда над Лисьей горой в конце Нагорной висел тонкий месяц, а у кафе «Самовар» пахло свежими пирожками). Полянка слушала очень-очень внимательно. Даже в сумерках было видно, какое у нее бледное лицо и как выделяется на щеке горсточка веснушек. Наконец Полянка сказала:

— Инки, это ведь наверняка не простая муха…

Тот и сам думал так же, но все-таки спросил:

— А кто?

— Ну… какая-то живая душа…

— Это само собой. Живая душа, говорят, есть у всякого… у живого… даже у деревьев…

— И у цветов… Я про это читала…

— Я тоже читал… То есть в какой-то передаче слышал…

— Ну, вот. А эта душа, наверно, прилетала специально, чтобы подружиться с твоей…

— Где она теперь-то… — насупился Инки.

— Может, еще оживет… А если не оживет в мушином тельце, то появится в каком-нибудь другом.

Инки повел плечами: мол, кто ее знает. И подумал про Альмиранте. Но Алька своей кошачьей душой был явно не похож на смирную Дагги-Тиц. Он с каждым днем становился все хулиганистее, хотя по вечерам делался по-прежнему ласковым и засыпал у Инки на груди…

Полянка почуяла Инкину печаль и стала говорить про другое. Про «Штурманят».

Вообще-то был это не театр и даже не драматический кружок, а просто ребячья компания. Там занимались… чем только не занимались! Построили автомобиль старинного вида (сперва хотели пароход, но поняли, что для плаваний мало в окрестностях воды), склеивали бумажных змеев-драконов и устраивали состязания на склоне Лисьей горы, ходили в походы на дальние озера, мастерили луки для робингудовских турниров, сочиняли истории про мореплавателей и пиратов…

— Раньше было еще лучше, потому что мы собирались в своем полуподвале на Штурманской. У нас и название оттуда, по имени улицы…

— А сейчас… не там?

Полянка слегка потускнела:

— Сейчас полуподвал отобрали. Чиновники всякие и эти… «новые русские»… Но мы все равно…

Да, компания «Штурманята» не распалась. Ею командовала Зоя, та взрослая девица, которая вместе с ребятами повстречала Инки на болоте и сказала: «Мальчик, хочешь участвовать в театральном спектакле?»

Зое было двадцать два года. Она работала закройщицей в ателье «Виолетта», а остальное время отдавала «штурманятам». И к тому же училась заочно в Южнодольском энергетическом институте.

— Просто ума не приложу, как ее хватает на все, — умудренно высказалась Полянка. — Особенно после…

— После чего? — насторожился Инки.

— После того, как отняли полуподвал, — быстро отозвалась Полянка. — Еще и с детсадовскими ребятишками возится. Это которые будут в спектакле массовкой. Ну, всякие букашки, божьи коровки, бабочки, танцы-хороводы. Твоя-то роль только в конце. Появился, помахал саблей… Ты ею так здорово машешь! Как Спартак в настоящем балете…

Инки ощутил, как горячеют уши.

— Скажешь тоже…

— Правда, Инки!.. Только надо тебе сделать подходяший костюм с крылышками. Склеим старинную шапку, как у гусара, я дам тебе свою футболку с большущим комаром на груди и черные колготки…

— Еще чего!

Полянка сказала не терпящим спора тоном:

— Инки, это театр. В театре следует избавляться от всех глупых комплексов. — Наверно, это было не ее, а чье-то взрослое рассуждение. Возможно, Зоино. Инки сразу покорился судьбе. В конце концов, чтобы спасти Полянку, он был готов на все. И к тому же он вдруг подумал, что в таком костюме будет слегка похож на Гамлета. Инки опять вспомнил свою летучую тень на стене. Выпад, разворот, взмах… и тяжелая голова Паучища катится на доски сцены. А грузное туловище, подергав многими лапами, валится, как мешок. Это он так ясно представил. И…

Вот ведь, только что все было хорошо, а тут заноза в душу… «Чтоб вы все сдохли…» Паук, он, конечно, сдохнет. Под общее веселье и пляску детсадовской малышни…

— Полянка…

— Что, Инки? — Она сразу почуяла в нем какой-то сбой.

— Я не хочу…

— Что?

— Ну… не хочу убивать. Даже паука…

Полянка обрадовалась.

— И не надо! Зоя тоже не захотела! Она знаешь что придумала? Что паук — это не по правде, а будто им нарядился мальчишка-хулиган. Чтобы всех напугать. Когда голова отлетает, он выскакивает из паучьего чучела и удирает. Ревет на ходу: «Я больше не буду!»

Инки засмеялся. Это меняло дело. И снова все стало похожим на большой подарок.

Репетировали на квартире у Зои. Та жила с родителями в трех комнатах, родители днем были на работе, места хватало.

Когда Инки с Полянкой первый раз пришел в эту квартиру (на третий этаж панельной хрущевки), им открыла не Зоя, а худой темноволосый мальчишка лет тринадцати.

— Привет, — сумрачно сказал он и отодвинулся с порога. — Проникайте…

— Это Гвидон, — объяснила Полянка. — Вообще-то он Гриша, но все зовут Гвидоном…

«Странное имя», — подумал Инки. И выговорил нерешительно:

— А я Смок…

— Не ври, — насупленно отозвался Гвидон. — Ты Инки.

Инки затоптался, не зная, как ответить. У Гвидона было такое лицо, будто он недавно плакал тайком. Полянка потянула Инки в прихожую:

— Идем, раздевайся…

Гвидон ушел в глубь квартиры.

Инки спросил шепотом:

— А чего он… недовольный…

— Это не из-за тебя. Просто характер такой. Привыкнешь…

Второй мальчишка, появившийся в прихожей, был совсем не похож на Гвидона. Возрастом вроде Инки, такой же тощий, но со светлыми желтыми волосами. Большеухий, тонкошеий, с серыми глазами, в которых сидело веселое удивление. С лицом, готовым заулыбаться по любой причине и без причины.

Он и заулыбался.

— Ты Инки. А я Юрась…