Если на горизонте лежат жёлтые кучевые облака, Алька думает, что это высокие горы далёких стран. Если небо чистое, он думает, что конь вынес его на край земли, на берег океана. Это потому, что склон обращён на север, и солнце никогда не слепит Альке глаза: оно или сзади, или сбоку. А небо с северной стороны всегда самое синее…
Иногда, набегавшись среди конопляных джунглей и порубив целые полки бурьяновых кустов, Алька садится на свою лошадь и устало прижимается щекой к прохладному белому стволу. И слышит тихий ровный шум. «Ты о чём шумишь, Зелёная Грива?» — «Обо всём». — «Тебе всю землю видно с высоты?» — «Нет, не всю. Земля круглая, всю её не увидишь». — «А половину?» — «Половину я вижу». — «И горы, и море?» — «И море, и острова, и реки, и снежные горы, и горячие вулканы… А ещё вижу тёмные леса с заколдованными теремами и волшебные озёра, где плавают серебряные звёзды…»
И опять несёт Альку Зелёная Грива по сказочным странам.
Алька иногда сидит долго, пока оранжевый закат среди чёрных заводских труб не подёрнется сизым пеплом и пока не встанет над ним тонкий неяркий месяц, а на дне лога не лягут белые полосы тумана. А тогда… тогда из-за кустов появляется Марина и прогоняет сказку:
— Александр! Скоро ты явишься домой?
Марина старше Альки вдвое. Спорить с ней бесполезно — хорошего не добьёшься. Вот если бы у Альки был старший брат, такого разговора не случилось бы, наверно. Брат всегда бы помогал Альке, перед всеми бы заступался. Но брата нет.
И только Зелёная Грива знает про Алькины обиды.
Было всё хорошо, но вдруг нависла над Зелёной Гривой беда.
Алька сидел на своём коне и, согнувшись, старался концом сабли дотянуться до пушистого одуванчика, чтобы пустить парашютистов. И в это время подошёл высокий парень в клетчатой рубахе и низких запылившихся сапогах. У парня была тонкая шея, бритая круглая голова и маленькие глаза без бровей. На плече парень нёс длинную тяжёлую рейку с белыми и чёрными отметинами, с красными цифрами.
Парень бросил рейку, облегчённо пошевелил плечом и сказал:
— Привет, пацан.
Алька робко ответил:
— Привет…
Парень вытащил пачку «Беломора», достал папиросу, задумчиво пожевал её и снова заговорил:
— Березу объезжаешь, значит?
— Нет, — тихо сказал Алька. — Это я играю.
Парень закурил, выпустил из носа две струйки дыма и лениво сообщил:
— Ну, вкалывай, наездник. Скоро твоей игре капут!
— Почему? — спросил Алька, с беспокойством глядя на незваного гостя.
Тот охотно объяснил:
— Дорогу с севера в город тянут. Значит, надо мост через овраг строить. Здесь его и поставят. А берёзу твою — под корешок.
— Как — под корешок? — встревожился Алька.
— Не понял? Эх ты, молоко зелёное. Срубят — и крышка.
— Дяденька, не надо! — крикнул Алька и прыгнул на землю. — Зачем?
— Ха! Не надо! А мост? Мост — это строительство. А берёза ему препятствие. Ясно?
— А если в другом месте сделать мост? — попросил Алька. — Можно, дяденька? Тут везде места много. — Он двумя руками держал Зелёную Гриву за ствол, будто над ней уже занесли топор.
Парень затоптал недокуренную папиросу, сплюнул и объяснил:
— Новое место искать надо. А я, пацан, устал. И некогда мне. Меня помощник ждёт на той стороне.
Он поднял рейку и вдруг ухмыльнулся, так что глаза его совсем превратились в щёлочки.
— Слушай, малёк, давай заключать договор.
— А как? — несмело поинтересовался Алька. — Я не умею.
— А это просто. Ты хватай мою рейку и доставляй на тот берег. А я за это, может быть, завтра найду для моста другое место. По рукам?
Алька поспешно кивнул. Не спорить же с человеком, от которого зависит жизнь Зелёной Гривы!
— Хватай и двигай вперед, — ухмыляясь, велел парень.
Алька торопливо схватил рейку. Она была тяжёлая, на плече не унесёшь. Тогда Алька сунул один конец под мышку, а другой конец стал волочиться по земле. Парень на это ничего не сказал, только велел двигаться поживей.
Под гору Алька спустился быстро. По дну лога идти тоже было нетрудно, только рейка прыгала по кочкам. Алька всё боялся, что она поцарапается и парень рассердится.
Когда подошли к речке, Алька хотел снять тапки, но парень сказал:
— Шагай, шагай… И Алька прямо в тапках пошёл по воде. Рейку пришлось поднять на плечо, и она больно давила острым ребром.
Но хуже всего стало, когда начали подниматься. Сухая глина осыпалась из-под ног, липла к мокрым тапочкам, набивалась в них острыми комками. Рейка путалась в полыни.
Алька скоро совсем выбился из сил. От горького полынного запаха, который он раньше так любил, заболела голова. И сердце колотилось часто-часто. А парень поднимался впереди и иногда оглядывался:
— Ну как? Ползёшь, пацан?
Алька молча кивал и полз. Он боялся сказать, что устал. Вдруг тогда этот круглоголовый, разозлится и срубит Зелёную Гриву?
Алька вспомнил берёзовые кругляки, аккуратно сложенные в поленницу. Он видел их зимой у кочегарки. Неужели так может быть?
Мёртвые кругляки вместо Зелёной Гривы?
— Что, малёк, порвём договор?
— Не… не хочу.
— Ну гляди. А чего в сторону отбиваешься?
— Конечно… — тяжело дыша, сказал Алька. — Здесь кусты вон какие. Я не пролезу.
— Ладно, жми в обход. Только живо.
А место, как назло, попалось крутое-крутое, Алька полз наверх, торопился изо всех последних сил. Ведь хозяин рейки мог разозлиться, если бы ему пришлось ждать.
Вот бы успеть раньше!
Нет, не успел. Когда кромка берега оказалась перед Алькиными глазами, он увидел сапоги. И чуть не уронил рейку от досады. Ведь так старался!
Но тут Алька заметил, что сапоги не те. Чёрные и высокие. И тогда он поднял голову. Наверху стоял мужчина в серой кепке и парусиновом пиджаке. А рядом с ним стояла тренога с каким-то аппаратом. «Этот дядька и есть помощник», — догадался Алька.
— Ты откуда, малец? — услышал он густой голос. — Руку давай. Ух и увозился! Мать-то тебе задаст. А рейку где взял?
Алька оглянулся и кивнул на парня, который, ухмыляясь, подходил к ним. Потом бросил рейку и сел на траву.
— А ну, Касюков, ступай сюда, — негромко сказал мужчина. — Отвечай, ты что это с ребёнком делаешь?
— А что, Матвей Сергеевич, — всё ещё улыбаясь, начал парень, — пусть обучается. Трудовое политехническое воспитание.
На щеках Матвея Сергеевича под кожей с чёрными точками сбритых волосков заходили тугие узлы.