Стасов, выслушав ее горестный и возмущенный рассказ, долго смеялся.
– Ну чего ты хохочешь? – обижалась Ирина. – Тебе смешно, а я знаешь как испугалась.
– Могу себе представить. Ты – наш маленький борец за правопорядок. Но в одном ты права, Ируська: как ни горько и обидно это признавать, в милицию обращаться было бессмысленно. Они точно в доле, а с подозрениями к ним лучше не обращаться, высмеют и выгонят погаными тряпками. Наш сосед оказался мудрым, не в пример тебе, он быстрее это сообразил. Хотя просто удивительно, откуда в нем эта мудрость, он же не живет бок о бок с представителями милиции, в отличие от тебя.
– А в чем смысл? Они мошенники или кто? – поинтересовалась любознательная Ира.
– Одно из двух. Вероятнее всего, это работающие в группе карманники. Ты берешь в руки билетик, он не поддается, ты держишь его двумя руками и концентрируешь на нем все внимание. Сумка или карман таким образом остаются без контроля. Вот и вся премудрость. Может быть, вариант более сложный.
Например, ты вскрываешь билетик, он оказывается выигрышным, и тогда бедная женщина начинает рассказывать тебе, как она торопится, у нее ребенок больной дома один или электричка вот-вот уйдет, и предлагает тебе пойти получить выигрыш вместо нее, а деньги в сумме, указанной в билетике, отдать ей прямо сейчас. Или даже в меньшем размере, потому как она уж очень сильно торопится и согласна получить не все, а только часть. К примеру, в билете указан выигрыш в сто рублей. Она просит у тебя хотя бы семьдесят, потому что время ей дороже, ты радостно отдаешь деньги и бежишь туда, где, по ее словам, эти билетики продают и заодно выигрыши выдают. Там, естественно, ничего нет. Или есть, но не то. Или есть, и то, что надо, но твой билетик оказывается без водяных знаков, то есть поддельный. И вся, как говорится, недолга. Есть еще один вариант: в билетике указан выигрыш, но не денежный, а вещевой, к примеру, микроволновая печка. Схема та же: женщина говорит, что ей некогда или что печка ей не нужна, и отдает билетик тебе, причем бесплатно или за совсем ерундовую компенсацию, рублей за двадцать-тридцать. Ты с этим билетиком подходишь к лотерейщику, он тебе огорченно сообщает, что печка у него всего одна, а билетиков с таким выигрышем оказалось два, вот и человек стоит рядом, он только что купил билетик, в котором тоже написано «микроволновая печка». Вам предлагается разыграть печку, как в покере: поставить деньги, кто больше поставит – тот и выиграл, тот и печку заберет, и деньги. Дальше все понятно. У того дядечки денег всегда будет больше, чем у тебя, даже если ты миллионерша. Так что уйдешь ты без копейки и без печки.
В общем, Ируськин, ты у нас молодец, не поддалась и не вляпалась. Но и возникать в таких ситуациях нельзя, тут ты совершила ошибку. Помни, сейчас мало кто работает в одиночку, и при малейшей попытке разоблачить кого бы то ни было, ты тут же получишь по мозгам. И не только в переносном смысле, но и в самом прямом. Я ответил на твои вопросы? Тогда отвечай на мои. Первое: где моя жена, и второе: когда мне дадут поесть?
– Твоя жена предупредила, что придет поздно. Она поехала к Насте на Петровку, они там чего-то совещаются. А поесть сейчас дам.
Стасов не стал дожидаться Татьяну, ему нужно было еще съездить к матери за Гришенькой. Вскоре Ирина снова осталась одна. К десяти вечера ею овладел безотчетный страх, одиночество в пустой квартире стало непереносимым. Таня поехала на Петровку, значит, они там совещаются не только с Настей, иначе Настя, как обычно, приехала бы к ним в гости. Неужели все так серьезно?
Неужели Андрей Тимофеевич прав?
Верить в это не хотелось.
ОБРАЗЦОВА
Это было одиннадцать лет назад… Татьяна в то время считалась еще молодым следователем, но определенные успехи у нее уже были, причем некоторые из них донельзя раздражали ее начальство. Посему в виде компенсации за нанесенный им моральный ущерб ей чаще, чем другим следователям, подбрасывали «невкусные» дела. Скучные, мелкие, нудные. Или вот такие…
Горшкову было всего семнадцать, и по всем канонам он шел как несовершеннолетний. Но беда в том, что семнадцатьто ему было на момент совершения преступлений. Искали его долго, и за эти месяцы он успел зачем-то повзрослеть и отпраздновать свой очередной день рождения. К моменту привлечения сначала в качестве подозреваемого, а затем и обвиняемого ему стукнуло восемнадцать, и можно было заняться дележкой подследетвенности с прокуратурой. С одной стороны, в те годы дела несовершеннолетних вели следователи прокуратуры, но с другой стороны. Горшков уже вроде как справил восемнадцатилетие, так что никакого нарушения не будет, ежели оставить дело следователям милицейским. Дело оставили. И передали следователю Образцовой Татьяне Григорьевне. Хотя можно было назначить и следователя-мужчину. Но начальник в тот день находился в состоянии крайнего раздражения и дурного расположения духа, и только перспектива в очередной раз уесть молодую выскочку Образцову могла его несколько утешить.
Юноша по фамилии Горшков прославился тем, что разнузданно приставал к незнакомым девочкам, девушкам и женщинам независимо от их возраста, проделывая то, что в уголовном праве деликатно именуется развратными действиями, а в сексопатологии – эксгибиционизмом. Помимо этого, он любил и поговорить, и даже потрогать замирающих от ужаса девчушек, которых зажимал в лифтах или пустых подъездах. Эпизодов у него было много, и по каждому нужно собирать и закреплять доказательства, в том числе и очные ставки проводить, то есть вызывать потерпевших, которые вовсе не жаждали встречаться с подонком и в его присутствии повторять все детали происшедшего. Потом судебно-психиатрическая экспертиза, которая длилась, как и полагается, месяц. Медики признали Горшкова вменяемым, хотя и страдающим психопатией.
Допросы превратились для Татьяны в каторгу. Горшков смотрел на нее не отрываясь, нагло улыбался и на вопросы отвечал примерно так: «А давай посмотрим, что у тебя в трусах», «А ты когда-нибудь видела, как мальчики занимаются онанизмом? «, «А сколько раз в неделю ты трахаешься со своим мужиком? ».
Татьяна была слишком гордой, чтобы идти к начальнику и просить передать дело другому следователю. Она решила, что дотянет эту каторгу до победного конца. Может быть, такой подвиг никому не был нужен, но она боролась за свою репутацию. Содрогаясь от отвращения, а иногда и от страха, она упорно продолжала допросы и очные ставки, лишь изредка позволяя себе скупые, немногословные жалобы в разговорах с коллегой, который всегда относился к ней по-доброму.
– Слушай, чего ты так мучаешься? – не выдержал тот. – Шепнем пару слов работникам СИЗО, его в камере быстро уму-разуму научат. Отпрессуют на всю оставшуюся жизнь.
– Его и так там учат, – горько усмехалась Татьяна, – развратников нигде не любят – ни в камерах, ни на зоне. Только толку от этой учебы – чуть. Он еще больше звереет. Психопат, что с него взять.
Он действительно зверел и наглел на глазах: «Какого цвета у тебя лифчик?