– Это только потому, что я ему не по зубам, – огрызнулась Мариса, но тем и ограничилась, чтобы внимать не лишенной злорадства болтовне Инес, одевавшейся одновременно с ней к ужину.
– Челленджер – не настоящая фамилия Доминика. Уверена, ты знаешь это и без меня. Знала бы ты слухи, которыми сопровождалось первое его появление в наших краях! Всем известно, что по закону его отцом считается тори, возвратившийся в Англию, но кто его настоящий отец? Этого не знает никто, но называли несколько имен. Сплетники страшно боятся Доминика. Так кто же? Сам президент Джефферсон? Полковник Дэниел Морган? Даже генерал Уилкинсон. Последнее наиболее вероятно: уж больно они близки, к тому же именно Уилкинсон выхлопотал ему паспорт, чтобы Доминик мог проникнуть в Новую Испанию при последнем испанском губернаторе. Называют еще Джона Севьера, тоже проявляющего к нему интерес. У Севьера французские корни; говорят, он принадлежит к старинному аристократическому роду. Он участвовал в войне за независимость, будучи кровным братом федерации пяти ирокезских племен, и остается важной фигурой в штате Теннесси. Впрочем, все это лишь догадки. Насколько я знаю, мать Доминика умерла, а сам он совершенно не склонен распространяться на эту тему.
– Имея такие связи, он должен был быть очень богатым человеком, – бесстрастно проговорила Мариса.
– Он – прирожденный авантюрист! Такие люди полны решимости самостоятельно добиться успеха или погибнуть на этом поприще. Надеюсь, ты поняла эту его особенность? Когда ему нужно, он становится капитаном-капером; в настоящий момент принадлежащим ему кораблем командует уже другой капитан. Судя по всему, родители Джейн Балтимор уговорили его попытать счастья на суше: им не хочется, чтобы дочку надолго оставляли одну. Если тебе доведется поговорить с ним с глазу на глаз – хотя я уверена, что у тебя хватит здравого смысла избежать такого риска, – то намекни, чтобы он не совался в Новую Испанию. Раньше они с Педро были друзьями, но это в далеком прошлом. Пусть довольствуется состоянием Джейн Балтимор.
На ужине у Балтиморов было многолюдно и скучно; Мариса только тем и занималась, что нарочито не замечала Доминика, не отходившего от Джейн и улыбавшегося своей смазливенькой блондиночке с нежностью, какой никогда не видела в нем Мариса.
Зная, что Педро и Инес не спускают с нее глаз, Мариса старалась разыгрывать безразличие вкупе со светской непринужденностью. Она проявляла предупредительное внимание ко всем пожилым гостям, лениво кокетничала с молодыми людьми, явившимися без спутниц, и не вступала в дискуссии на отвлеченные и политические темы.
Однако после трапезы начались неизбежные танцы. Доминик не мог не пригласить ее на танец; приглашение сопровождалось ехидными замечаниями. Мариса только этого и ждала: она мало ела и почти не пила, чтобы сохранить ясность мысли.
Она тщательно подобрала наряд для роли, которую намеревалась исполнить. На ней было простое платье из белого муслина с высоким стоячим воротником и вышитыми под грудью маргаритками. В волосах у нее поблескивала нить жемчуга, на лбу и на висках трепетали изящные локоны.
– Жемчуг символизирует чистоту? – насмешливо проговорил он, как бы нехотя обнимая ее для танца. – Тебе идет. Признаться, ты производишь сегодня вечером восхитительное впечатление.
Она улыбнулась ему, памятуя о прикованных к ним взглядах, однако голос ее был суров:
– Сожалею, что уступаю в искусстве притворства тебе, Доминик Челленджер. Я вижу, Джейн понятия не имеет о событиях вчерашнего утра. Знает ли она о нас? Как ты объяснил ей свое отцовство при наличии жены?
Она почувствовала, как он напрягся, и увидела ярость, растопившую лед его взгляда. Ноздри его орлиного носа затрепетали. Она понимала, что он готов ее задушить; он походил сейчас на дикого леопарда, выбирающего момент, чтобы вцепиться ей в глотку. Предвидя все это, она умышленно завела рискованный разговор в многолюдном зале.
Он танцевал по-прежнему безупречно, его голос не выдавал волнения, однако она знала, каких усилий ему это стоило.
– Может быть, объяснишь, что у тебя на уме?
– Хочешь и дальше лицемерить? Хорошо, я не буду ходить вокруг да около. Не вызывает сомнений, что ты рассказал своей несчастной невесте только то, что счел нужным. Есть вещи, которые ты скрываешь от нее и от ее родителей. Для тебя изнасилование – пустяк, тем более что речь идет всего лишь о твоей бывшей жене, но как бы к этому отнеслась она?
Его каменные губы побелели – так отчаянно он боролся с собой.
– Ближе к делу, мадам!
– Суть в том, что… – Она споткнулась и зачастила, чтобы не пасть духом: – Я хочу увидеть Кристиана. И поговорить с Селмой Микер. Ведь его растит Селма Микер? Я должна… Впрочем, не важно. Тебе меня не запугать. Я должна увидеть ребенка, которого ты выдаешь за своего сына, и поговорить с Баб, то есть с Селмой. Я…
– Молчи! – с тихой угрозой проговорил он. Каждое его последующее слово было как удар молотка, загоняющего в гроб гвозди. – Будь ты проклята! Мне следовало сбросить тебя вчера с обрыва. Если бы я знал…
Она задрожала от страха, но заставила себя посмотреть в его полное ненависти лицо.
– Называй это как хочешь. Ты сам меня к этому принудил. Но у меня есть право…
– Право? – От него так и веяло яростью, налетевшей как вихрь, перед которым было почти невозможно устоять. – Поздно же ты спохватилась, что стала матерью! Думаешь, я забыл твои слова, когда ты клялась в ненависти ко мне и к ребенку в твоем чреве, потому что он мой? Тебе хотя бы раз захотелось узнать об участи ребенка, от которого ты отказалась, даже не пожелав на него взглянуть? Если бы не Селма…
– Боже! – тихо молвила Мариса. Сама того не ожидая, она вырвала у него ответ.
– Хорошо, – неожиданно произнес он, как будто ее присутствие стало для него невыносимым. – Только не разыгрывай больше обмороков. Джейн не поймет, если это случится во второй раз. Встретимся завтра в три часа дня перед магазином дамских шляп. Если хочешь, можешь захватить с собой Инес: не сомневаюсь, что она уже обо всем пронюхала. Учти, завтра мы поставим на этом точку. Мне нет дела до твоей ненависти ко мне, но если ты посмеешь навредить Кристиану, я прикончу тебя голыми руками. Ты поняла?
Ее хватило только на утвердительный кивок. К счастью, все ее усилия были сейчас направлены на то, чтобы не лишиться чувств. Время осмыслить страшную, невероятную истину, которую он выдал ей в гневе, придет позже.
Мариса не помнила, как дотянула остаток вечера, как передвигала ноги, разговаривала, даже улыбалась, вынужденная оставаться в одном зале с Домиником, который больше не заговаривал с ней и даже не смотрел в ее сторону.
– Сегодня ты произвела хорошее впечатление, – сказала ей Инес уже в карете. – Сама скромность и благожелательность! Единственное замечание поступило от одной пожилой дамы, упрекнувшей тебя в недостаточной живости. – Инес негромко рассмеялась.