– Я крайне польщен и благодарен вам за то, что вы соблаговолили уделить мне немного времени. Известно ли вам, мадемуазель, что вы представляете собой захватывающую загадку? Уверен, я не единственный ваш поклонник, у которого вы вызываете острое любопытство. Признаюсь, я теряюсь в догадках…
Марису бросало то в жар, то в холод. Она помимо воли слушала его вкрадчивый голос. Его глаза пригвоздили ее к месту, как бабочку, угодившую на булавку в альбоме коллекционера.
К началу ужина Марисе пришлось испытать несколько ударов, приведших ее в крайнее расстройство.
Первой неприятностью стали безжалостные расспросы Фуше, стремившегося сорвать пелену, которой она замаскировала себя и свое прошлое. По его поведению можно было предположить, что он считает ее преступницей, которой есть что утаивать.
– Что вы, мадемуазель, я отлично понимаю, какую боль могут причинять вам воспоминания о некоторых неприятных событиях! Однако, уверяю вас, я не проговорюсь. Ведь вы понимаете, что лучше проявить откровенность здесь, на таком пышном торжестве. И не улыбайтесь, прошу вас! Я лишь выполняю свой долг и менее всего хотел бы допрашивать вас в моем кабинете. Доверьтесь мне как родному отцу.
Ему хотелось узнать, как она попала во Францию, когда, с кем. Что за отношения связывают ее с Филипом – при каких обстоятельствах они встретились, коротко ли знакомы. Она сердилась и старалась избегать прямых ответов, но он со снисходительной улыбкой легко отметал ее попытки сопротивляться.
– Благоразумие должно подсказать вам, что со мной можно быть откровенной. Не сомневайтесь, о нашей беседе ни одна душа не узнает.
Его речи больше походили на угрозы; он то изображал все понимающего папашу, то запугивал ее. В конце концов наподобие рыбака, наигравшегося с попавшей на крючок рыбкой и предвкушающего, как он снова будет сматывать леску, он отпустил ее до следующей беседы, посоветовав хорошенько поразмыслить.
Вскоре после этого она увидела Филипа, протискивавшегося к ней сквозь толпу. Его лоб был нахмурен, что случалось редко. Мариса вдруг вспомнила, что Филип – англичанин. Боже, уж не воображает ли Фуше, что она шпионка или, хуже того, участница роялистского заговора?
В этот вечер даже Филип выглядел и вел себя не совсем обычно. В его манерах появилась резкость.
– Мариса, мне надо с вами поговорить. Нет ли у нас возможности остаться наедине?
Мариса натянуто улыбнулась, пытаясь предостеречь его взглядом.
– Быть может, позже. Надеюсь, вы пригласите меня на танец.
– Кажется, вас теперь повсюду сопровождают бдительные дуэньи, а также обожатели. – От нее не ускользнула горечь в его словах. Как бы ей хотелось довериться ему и сбежать с ним подальше от болтовни, домыслов, бесцеремонных взглядов, которые, она не сомневалась, преследовали ее и теперь!
– Филип!.. – начала она умоляюще, но тут же заметила, что его лицо превратилось в маску официальной вежливости – рядом с ними возникла ее тетушка, которая произнесла с насмешливой улыбкой:
– Месье Синклер! Как мило снова с вами повстречаться! Сопровождают ли вас ваши друзья? С тех пор как я узнала, что в Париже находятся леди Марлоу и милейшая Анабелла, я сгораю от нетерпения с ними повидаться. Мариса, ты обязательно должна познакомиться с Анабеллой: эта юная английская леди – твоя ровесница. Надо представить вас друг другу, тем более что ты собираешься со мной в Англию. Леди Марлоу знает всех посетительниц клуба «Олмэк», не так ли, месье?
– Леди Марлоу знает всех, – произнес Филип сдержанно, склоняясь к изящным пальчикам Эдме. – Непременно сообщу ей о вашем лестном отзыве.
– Сделайте любезность! – пропела Эдме, опускаясь в свободное кресло рядом с Марисой. Сказав еще несколько любезностей, Филип был вынужден ретироваться.
– Как вы могли! – не сдержалась Мариса, как только Филип отошел на безопасное расстояние.
Тетушка приподняла одну бровь:
– Как я могла? Ma сhere, [14] тебе следует благодарить меня за то, что я положила конец твоему неосмотрительному поведению. Ни для кого не тайна, что сразу после возвращения в Лондон он и Анабелла Марлоу объявят о помолвке. А ты смотришь на него во все глаза, как на мечту всей своей жизни! Тебе следовало бы научиться скрывать свои чувства, милое дитя, для своей же пользы!
Мариса перестала владеть собой:
– Интересно, для чьей пользы меня мучил своими вопросами отвратительный герцог Оранский? Пока вы были заняты со своими знакомыми, он не отпускал меня ни на шаг. Он желает проникнуть в мое прошлое, во все сокровенные подробности. Что мне ему ответить?
– Ах, Фуше… – Эдме пожала плечами, избегая встречаться глазами с племянницей. – Его обязанность – знать все и обо всех, но он по крайней мере умеет держать язык за зубами. Его лучше сделать своим другом, чем врагом, уж поверь мне. Почему бы тебе не удовлетворить его любопытство, чтобы он перестал тебе досаждать? Напрасно ты напускаешь на себя такую загадочность, деточка. Хотя я прекрасно понимаю твои чувства… Скажи ему правду и забудь о нем. При сложившихся обстоятельствах он не причинит тебе вреда.
В этот момент все собравшиеся замерли. Появился Наполеон Бонапарт в окружении адъютантов.
Его встречали как уже состоявшегося императора. Все притихли; мужчины склонились в поклоне, дамы присели в реверансе. Наполеон пересек зал, сопровождаемый Талейраном, бледный и насупленный; узнавая кого-то из толпы, он останавливался для беседы на несколько секунд.
На нем был его обычный генеральский мундир. Несмотря на низкий рост, он производил впечатление исключительной подвижности и могущественности. Даже Мариса при всей своей опечаленности не могла не отдать должное его внушительности. Он приближался к ней. Жозефина, как назло, танцевала в этот момент с молодым польским офицером.
Мариса сделала реверанс, как все прочие дамы, и почувствовала на запястье руку, принудившую ее выпрямиться.
– Приглашаю вас на танец, сеньорита, – молвил Наполеон. – Я давно мечтал об этом удовольствии.
Она не могла не повиноваться этому почти королевскому повелению, хотя сознавала, что означает сия беспримерная честь. Как всякий бравый генерал, Наполеон никогда не терял даром времени, исповедуя следование к цели напрямик. Разве в ее силах было ему воспротивиться?
Вальсируя с ним, она поразилась легкости его движений. Ее ждал еще один сюрприз, тоже приятный: он не делал попыток завести с ней разговор. Мариса пыталась сосредоточиться на музыке, но это оказалось непросто. «Он проявляет ко мне расположение, не более того, – думала она. – Кто может заставить меня стать его любовницей? Когда к его ногам пали все женщины Парижа и Франции, он не станет домогаться меня. Это всего лишь игра, призванная разжечь ревность Жозефины…»