– Быстрее, черт побери! Они не должны нас настигнуть.
Ее потащили с дороги в густой кустарник, цеплявшийся за ее юбки. Карета тут же с грохотом свернула куда-то за угол и пропала из виду.
В темноте раздавались зловещие звуки ночного леса: треск сухих сучьев, шорох сухой листвы под ногами, ее собственное учащенное дыхание. Где-то поблизости подала голос сова, и Мариса вскрикнула от неожиданности.
Доминик не остановился, но она почувствовала (не увидела, а именно почувствовала), как он оглянулся через плечо.
– Веди себя примерно и дальше, не то я заткну тебе рот кляпом!
У нее не хватило дыхания, чтобы ответить, к тому же она боялась оступиться. Стоило ей споткнуться, как ее безжалостно волокли дальше в темноту; она не сомневалась, что, упади она, ее потащили бы лицом по земле.
Как раз в тот момент, когда она почувствовала, что не может сделать больше ни шагу, они выбрались на небольшую поляну. Привязанная к колышку лошадь вскинула при их появлении голову.
Доминик легко запрыгнул в седло и швырнул – другого слова не подберешь – Марису перед собой. Лошадь понеслась вперед. Мариса обреченно жмурилась, когда они каким-то чудом проскакивали между тесно стоящими стволами деревьев. Она бы закричала, возмутилась, но рука у нее на талии превратилась в стальной зажим, грозивший перекрыть ей дыхание. Она могла только хрипеть, как смертельно раненный зверь.
Они все мчались и мчались вперед, по чащобе и по полянам, в безумии света и теней… Впоследствии Мариса могла только гадать, что с ней приключилось: то ли она действительно лишилась чувств, то ли это ей только показалось.
Мариса поняла, что они приближаются по покрытой гравием аллее к небольшому домику, по виду скромной вилле с неярко освещенными окнами. Доминик снял ее с лошади и поднялся с ней по невысоким мраморным ступенькам к двери, распахнувшейся словно по мановению руки. Супруг перенес ее через порог, как настоящую новобрачную, смущенно прижимающуюся головой к его плечу.
Поняв, что происходит, Мариса напряглась и попыталась освободиться от цепких рук.
– Решила очнуться и оглядеться? Тем лучше. Ты тяжелее, чем можно подумать, а я не галантный сэр Уолтер Рейли.
Ее опустили, вернее, бросили на атласный диван с изогнутой спинкой. Столь бесцеремонное обращение вывело ее из себя:
– Ты!.. Что ты себе позволяешь?
– Приберегите свои упреки на потом, мадам! Сперва отпустим слуг. А пока я рад приветствовать вас в этом убежище молодоженов. Боюсь, что по сравнению с Мальмезоном вилла покажется вам тесноватой, но здесь мы по крайней мере сможем провести часок-другой наедине.
На смуглом лице сверкнула белозубая усмешка. Небрежно сбросив с плеч тяжелый плащ, Доминик Челленджер шагнул навстречу человеку с подносом.
– Рад тебя видеть, Дональд, старый мошенник! Вино – это как раз то, что мне сейчас требуется!
– Дональд?
Глаза Марисы расширились от удивления и облегчения. Дональд неумело поклонился, ставя поднос на столик.
– Мисс… Или мэм? А может, миледи? Все забываю, как правильно к вам обращаться.
Знакомый скрипучий голос возродил в ее памяти прошлое. Она ждала, что он вот-вот назовет ее «бедной девочкой» и перестанет разыгрывать подобострастие. Обычно опущенные уголки его рта уже были готовы приподняться в улыбке, но Доминик перебил его:
– Благодарю, Дональд. Хватит и этого. Не сомневаюсь, что ты подготовил комнаты. Теперь можешь отправляться на боковую. Передай остальным, что они тоже свободны. Моя маленькая новобрачная и я хотим побыть одни. Не правда ли, ma chere?
Его взгляд свидетельствовал о том, что сладкий голос произнес очередную ложь. Несмотря на утомление, Мариса задрожала всем телом и умоляюще посмотрела на слугу:
– Прошу вас, не уходите! У меня еще не было возможности вас поблагодарить…
– Дональд! – зловеще прикрикнул Доминик.
Дональд пожал плечами и бросил на испуганное юное создание виноватый взгляд.
– Ничего! Я сделал все, что смог. Благодарить меня не за что. Но, – он покосился на капитана, с недовольной миной ожидавшего его ухода, – если вам что-нибудь опять понадобится, то я с радостью…
Он поспешно покинул комнату, хлопнув дверью сильнее, чем требовалось.
Где-то размеренно стучали часы, но Мариса понятия не имела, который час. Она заставила себя съесть кусочек холодного мяса и выпить бокал хереса, и то лишь потому, что опасалась, что в противном случае ее накормят и напоят насильно.
После ухода недовольного Дональда Мариса и Доминик Челленджер не обменялись и двумя словами. Доминик пребывал в таком сумрачном настроении, что Мариса не осмеливалась к нему обращаться. Вопросы застревали у нее в горле. Зачем он привез ее в эту глушь, на самом деле похитив? Теперь они муж и жена… Что он станет с ней делать? Она спохватилась, что впервые осталась с ним с глазу на глаз после роковой ночи, когда произошла их «помолвка»: рядом все время находился кто-то еще, что придавало Марисе уверенности. Но и тогда она давала ему знать о своей ненависти. Уж не об отмщении ли помышляет он теперь? Если да, то какая месть ждет ее?
Расположившись на слишком узком диване, она усиленно делала вид, что не испытывает неудобства; от ее внимания не ускользнуло, что он пьет гораздо больше, чем ест, и не перестает хмуриться. Он почти не обращал внимания на ее присутствие, разве что побуждал есть и пить; потом настал момент, когда она, решив, что он задремал – настолько долго он не отводил взгляд от огня, – попыталась было уйти.
– Сядь! – прикрикнул он.
Она подчинилась, опасливо косясь на него. Одному Богу известно, что у него на уме. Чего он дожидается?
Судя по всему, он дожидался, пока она окончательно одеревенеет от вынужденной неподвижности и свалится с неудобного дивана. Молчание казалось бесконечным. Ее волнение достигло предела: ей казалось, что еще немного – и она закричит. Во избежание позора она тихо обратилась к нему:
– Я… Прости, я очень устала. Позволь мне уйти…
– Позволь! Боже, какая кротость! Вы достигли своей цели, дорогая виконтесса, и теперь изображаете смирение. Почему вы не потребовали от меня извинений за то, что я испортил вторую часть вашего блестящего плана? Ведь первый консул наверняка согрел в ожидании вас свое ложе.
Она задохнулась, не ожидая такого мощного натиска.
– Моя цель? Мой план? Ошибаетесь, милорд! Это ваши происки. Вы принудили меня ко всему этому, к этой злой пародии на свадьбу, и притащили меня сюда с бог знает какими намерениями. Кажется, я вынуждена теперь мириться с вашим обществом, но должна ли я сносить еще и ваши оскорбления?
Мариса была слишком обессилена, чтобы заботиться о связности своей речи. Отповедь, которой она ответила на его нарочито жестокие слова, удивила ее самое, но одновременно придала сил: теперь она была полна решимости не сдаваться.