Не обращая внимания на красивую пожилую женщину, которая показывала им внутренний дворик, затененный кронами деревьев, Андре схватил Джинни за руку и повернул ее к себе.
— А вы, мадам Морган, — о, какое грубое, неприятное имя! — тоже удачная сделка или я обманут?
Она спокойно посмотрела на него:
— Обмануты, месье Делери? Но я никогда не навязывала вам никакой сделки, не так ли? И помнится, сообщала вам, что не продаюсь. Вам следовало бы найти себе кого-нибудь другого!
К ее удивлению, Делери засмеялся:
— Браво, мадам! Вы вновь напомнили мне, что столь же умны, сколь и прекрасны, а кроме того, весьма опытны. Зачем мне платить за покупку?
— Думаю, они были очень близки к ссоре, но затем сеньор взял даму на руки и унес в одну из спален… — рассказывала домоправительница хозяину виллы в тот же день, — Нет, она не слишком сопротивлялась — ведь он очень хорош собой. И между прочим, несколько часов спустя он уже начал строить глазки Кончите и… — Женщина умолкла, но хозяин спросил:
— Что было еще?
— Он… это довольно странно… вы знаете, как дерзка Кончита, но даже ее возмутило то, что он ей предложил… Он хотел, чтобы она пришла к нему в постель этой же ночью… в ту самую постель, которую он разделяет с сеньорой.
— Ясно. А что сеньора, она не возражала?
Женщина поджала губы:
— Кончита задала этот же вопрос. И, как она мне сказала, сеньор рассмеялся и заявил, что хочет удивить свою даму. Он был очень настойчив и убеждал ее… что все обойдется спокойно. Он даже предложил ей денег. Но Кончита, конечно, отказала ему! Ей нравятся такие мужчины, но она не настолько испорченная девушка.
— Рад это слышать. И что потом?
— Ну, как вы знаете, этим утром я сказала, что пойду на рынок за продуктами. Сеньора еще спала, но сеньор какое-то время сопровождал меня. Как он мне объяснил, ему надо сделать кое-какие приготовления для их с сеньорой путешествия в Гавану. Он много расспрашивал меня о том, кому принадлежит estania [3] , и я сообщила ему то, что вы велели: что я вдова и пытаюсь свести концы с концами…
Джинни, притворясь спящей, выждала, пока не хлопнет входная дверь, — это означало, что Андре уже ушел. Тогда она открыла глаза и потянулась. Черт бы подрал этого Андре! Можно надеяться, что он не скоро вернется. Он заставлял ее играть в свои изощренные любовные игры, словно она какая-нибудь шлюха! Джинни сердито нахмурилась, вспомнив его слова. Накануне она только пожала плечами, сделав вид, будто это ничуть ее не задевает, но теперь поняла, что это не так.
— А я-то считал, что ты не лицемерка в отличие от других женщин и потому не будешь шокирована. Я думал, ты из тех, кому нравится попробовать то, что они еще не испытывали. Не разочаровывай меня, малышка!
— Я вовсе не готова на все, чтобы доставить тебе удовольствие, voyeur [4] ! Ты ошибся во мне, Андре Делери.
— Не думаю. Уверен, что в душе ты настоящая кокотка. Полагаю, ты будешь делать все, что угодно… И кстати, я совсем не так эгоистичен, чтобы забывать о твоем удовольствии. Я считал, что тебе понравилось бы заниматься любовью с женщиной и мужчиной. Неужели твой муж никогда тебе этого не предлагал?
Зачем он напоминал ей о муже? И почему она сейчас вспомнила о том, что однажды вела себя хуже, чем шлюха? В том, что Джинни стала такой, виноваты все мужчины начиная со Стива. Одни принуждали ее, другие — нет. Сейчас она оказалась с Андре Делери по своей воле. В сущности, они были едва знакомы, и все же она бежала с ним, предоставив себя в его полное распоряжение. Неудивительно, что он так обходится с ней!
Джинни выбралась из постели, нагая прошла к зеркалу, висевшему в простенке между окнами, и показала себе язык. Она и раньше любила это делать, но тогда ее это забавляло. Сейчас ее что-то угнетало. Что за женщина смотрит на нее из рамы: бледное лицо, дерзкие глаза, спутанные волосы?
«Неужели я стала такой женщиной, как говорил Стив? Он утверждал, что я уже именно такова… Должна ли я вести себя так же, как он? Нет, я всего-навсего испорченный ребенок, злобно показывающий язык отвернувшемуся взрослому!»
Джинни почувствовала облегчение, придя к такому выводу. Кроме того, она уже все решила. Андре для нее ничего не значит, а потому она может больше не видеть его.
Хорошенькая кареглазая горничная по имени Кончита, казалось, очень хотела с ней подружиться, особенно узнав, что сеньора говорит по-испански. Возможно, робко предложила она, сеньора предпочтет принять ванну в патио? Там был мраморный фонтан с двумя херувимами. Джинни последовала за Кончитой. Широкие ступени, выложенные, как и бассейн, голубым кафелем, вели вниз. Вода была чистой и прозрачной; и Кончита с гордостью сказала, что хозяин дома построил бассейн в том месте, куда впадает небольшой ручей, текущий со склона горы.
— Видите, сеньора, вон там есть выходное отверстие, так что вода проточная, а потому всегда свежая. Если сеньора пожелает, после купания я могу принести фрукты или что-нибудь прохладительное. Скоро станет очень жарко.
Бассейн окружали пальмы, растущие в больших каменных углублениях, а также резеда, гранатовые и апельсиновые деревья. Деревянные столбы, поддерживающие галерею, были увиты виноградными лозами, что придавало этому дому испанский, а не кубинский колорит. Все здесь умиротворяло. Джинни наслаждалась, не думая сейчас ни о чем, кроме настоящего.
Успокоенная журчанием источника, Джинни закрыла глаза. Яркие лучи солнца пробивались сквозь листву деревьев. Она размышляла о том, какое платье наденет после купания и куда отправится на экскурсию. Кончита упомянула о красивом кафедральном соборе, и Джинни вспомнила, что сегодня воскресенье, а она не была на мессе с тех пор, как покинула Мексику. Вскоре она ощутила прилив бодрости — стыдно признаться, но, должно быть, она все же очень любит жизнь!
С галереи за ней наблюдал в полевой бинокль хозяин виллы и он же владелец «Амариллиса». Он тщетно пытался найти хоть малейший изъян в этом теле и чувствовал себя безнадежно влюбленным. Он не привык подглядывать, а потому ему было стыдно и неприятно заниматься этим. Но ему так хотелось хоть издали увидеть эту прекрасную женщину!.. Как же случилось, что он, всегда гордившийся независимостью и умом, дошел до того, что подсматривает за любимой женщиной и едва подавляет в себе те примитивные инстинкты, которые побуждали его броситься к ней и нырнуть в тот же бассейн? Он хотел ее, и это состояние удивляло его, ибо он никогда не ощущал недостатка в женщинах. Ухаживать за женщинами его заставляли вовсе не те бешеные порывы плоти, которые сейчас заставляли его забыть об осторожности. Сейчас он мечтал овладеть ею.
Однако он ждал и терпел, ибо хотел не только совершенного тела этой женщины, но и ее души и ответного чувства. Он решил сделать эту женщину своей женой, и его не интересовало ее прошлое.