— Я бы предпочла, чтобы вы не пили эту гадость в моем доме, — строго заметила она, извлекая оттуда початую бутылку виски и держа ее так, словно боялась оскверниться. — Я не люблю, когда пьют такие крепкие напитки, но Джаред всегда требовал, чтобы мы держали это для его друзей.
— Ваш Джаред был весьма предусмотрительным и заботливым человеком, — иронически заметил Стив, наполняя свою чашку виски. Подняв глаза и заметив ее настороженный взгляд, он добавил: — Не стану пить здесь, но вы не возражаете, если я захвачу с собой эту бутылку?
Он закурил сигару и начал нетерпеливо расхаживать по комнате.
— У вас есть карта? — отрывисто спросил он.
— Не знаю… — ответила она, — может, в той коробке, что стоит в углу. Джаред хранил там разные бумаги. Я не успела разобрать их, хотя…
— Так сделайте это сейчас, — потребовал Стив, — а я пока отлучусь, чтобы выкурить сигару, выпить и сполоснуться под насосом.
— Ох! — Она вспыхнула. — Я не выйду, пока вы не… закончите. Хотя я могла бы нагреть вам воды, — неохотно предложила она. — В кладовой есть старая ванна, которой я пользуюсь.
Он улыбнулся, получая явное удовольствие от ее смущения.
— Спасибо за все, мэм, но холодной воды и свежего воздуха мне вполне достаточно. Хотя, если вы собирались принять ванну, не буду вам мешать. Я влезу в свою комнату через окно, чтобы вас не беспокоить.
Перед тем как выйти, он так дерзко поклонился, что она сжала кулаки. Элизабет хотелось швырнуть ему вслед старое мокрое полотенце. Хорошо, что ей больше не придется встречаться с ним сегодня!
Остаток вечера она посвятит себе, подумала Элизабет, направляясь в маленькую гостиную, пристроенную по ее настоянию Джаредом к дому. Там лежала книга, которую она собиралась дочитать. Здесь же висела и свадебная фотография отца и матери…
Это была ее комната. Но теперь она стала какой-то нежилой. Элизабет вовсе не хотелось сидеть здесь одной в кресле-качалке и искать забытья в книге. Джареду никогда не нравилось, что его жена читает романы, и он часто говорил ей об этом. Однажды по его просьбе это обсудил с ней даже священник, утверждавший, что чтение таких книг может заставить ее поддаться искушению дьявола…
«Нет, — подумала сейчас Элизабет, закрывая за собой дверь, — сидеть в гостиной этим вечером мне не хочется». Уж лучше отправиться спать, хотя совет Стива принять ванну напомнил ей о том, каким потным и пыльным стало ее старое платье. Уже больше недели она по-настоящему не мылась, хотя любила делать это часто, ибо ванна и книга были ее единственным удовольствием.
Она вытащила ванну из кладовой, поставила ее в спальне и быстро нагрела воду. Элизабет плотно закрыла дверь и окно, и теперь комнату освещали только угли, тлеющие в небольшом камине напротив кровати. Решив не засиживаться в ванне слишком долго, Элизабет поднялась прежде, чем вода остыла, быстро вытерлась и набросила халат, расчесала волосы и связала их лентой на затылке. «Вот так!» — удовлетворенно подумала она. Выпив горячий настой ромашки, она почувствовала, как ее неудержимо потянуло в сон.
Она вытащила ванну в кухню и остановилась, чтобы отдышаться. Снаружи было тихо, только издалека доносился вой койота.
Открыв дверь на улицу, Элизабет протащила ванну еще несколько метров и вылила воду на землю. Она даже не слышала, как за ее спиной появился Стив и ухватился за край ванны, чтобы помочь ей.
— Почему вы не сказали мне, что вам нужна помощь? — спросил он.
Элизабет испугалась его неожиданного появления, хотя ни за что не призналась бы в этом. Она не могла произнести ни слова и лишь покачала головой, подтаскивая ванну к водосточной трубе.
Он был без рубашки; на загорелом торсе отчетливо выделялись белые следы шрамов. Вспомнив, что под легким халатом у нее ничего нет, она вспыхнула.
Стив стоял возле открытой двери ее спальни. Волнуясь, Элизабет поправила волосы и облизнула пересохшие губы.
— Не хотите ли кофе?
— Вы знаете, чего я хочу.
Он стоял так близко к ней, что ему достаточно было протянуть руку, чтобы развязать ленту, стянувшую ее волосы. Тогда они рассыпались бы по ее плечам темным блестящим дождем. Он нежно коснулся ее волос, лица и плеч. Халат вдруг соскользнул с нее. Еще секунда — и он прижал ее к себе.
Не об этом ли она тайно мечтала? Она не сопротивлялась. Упругие соски прижались к его груди. Его поцелуи, нежные и легкие, принесли Элизабет покой и умиротворение.
Она пробормотала что-то невнятное, но он уже подхватил ее на руки, понес в спальню и опустил на расстеленную постель. Элизабет зажмурилась от света лампы, которую сама же зажгла за несколько минут до этого.
— Пожалуйста, — прошептала она, — лампа…
Он молча вскочил с кровати, мгновенно задул лампу, и теперь комната озарялась лишь красноватым светом тлеющих углей. Обнаженный, он вновь приблизился к постели, накрыл Элизабет своим телом, заметив, что она дрожит от холода.
— П-п-пожалуйста! Я не….
Его губы мгновенно заставили ее замолчать, а руки медленно и очень нежно принялись изучать ее тело. Она начала извиваться под ним, тяжело дыша. «Нельзя позволять ему этого!» Даже Джаред не смел так прикасаться к ней. Но этот человек так целовал ее, что она сойдет с ума, если он не остановится! Возможно, она уже обезумела, если лежит здесь с ним и позволяет ему так обращаться с собой!
«Пожалуйста, остановитесь!» — жалобно простонала она, удивляясь тем новым ощущениям, которые захлестнули ее, лишив всякого желания сопротивляться.
Ничего подобного не было с Джаредом! Эта мысль должна была бы заставить ее почувствовать угрызения совести — ведь она лежит здесь с человеком, который убил ее мужа!
И вот сейчас этот человек занимался с ней любовью таким удивительным образом! Его руки, губы, все его сильное тело доставляли ей такие ощущения, каких она даже не представляла себе.
— Ты так прекрасна, Бет… — прошептал он, и она забыла обо всем. Она желала только одного — чтобы он все глубже входил в нее и делал это долго-долго… Наконец Элизабет издала крик освобождения. Он словно угадывал все ее желания, знал, что таится в ее душе, страстно просясь наружу. Времени уже не существовало: осталась только страсть.
Огонь в камине погас, угли остыли, но Элизабет было тепло, она свернулась калачиком в его объятиях и прижалась лицом к его плечу. Ей не хотелось даже шевелиться. Она, Элизабет Кэди, только что вступила в связь с человеком, которого едва знала, но не чувствовала ни стыда, ни сожаления. Ничего, кроме усталости, умиротворения и ощущения полной свободы.
И горы, и долина, опаленные солнцем, казалось, напряженно чего-то ждали. Апачи снова вступили на тропу войны, да и команчи продвинулись с севера дальше, чем обычно. Не только мелкие фермеры и поселенцы, но даже сам Прендергаст готовились отразить натиск этих постоянных врагов, а потому между ними возникло что-то вроде временного перемирия.