Черные глаза, взгляда которых Сара уже привыкла бояться и ненавидеть, легко проникали за ее не слишком крепкую броню.
– Зачем? – протянул едкий, словно серная кислота, голос. Марко элегантно отрезал кусочек сыра и нанизал на кончик ножа. – А как, по-твоему, Дилайт? Возможно, мне просто захотелось узнать, по праву ли ты носишь такое имя… а может, решил убедиться, как велика твоя любовь к моему брату. Кажется, оба ответа пришлись тебе не по вкусу? Взволновали? Вижу, как бьется пульс на твоей шейке!
Голос стал еще резче – словно удар ножа, которым он поигрывал.
– Ну же, carissima, будем откровенны друг с другом! Прежде всего мне не приходило в голову похищать тебя. Твое право отрицать сколько угодно, но я ясно припоминаю, что ты поехала со мной по доброй воле и заявила, что «тащишься от моего приглашения и это просто отпадная идея». Ты даже оставила сообщение на автоответчике дядюшки Тео… хоть это застряло у тебя в памяти? Мне приходилось то и дело твердить, что, если ты не перестанешь глупо хихикать, он не поймет ни единого слова. Так с чего вдруг тебе приспичило сбежать? Или эта твоя истерика – типично женский способ дать мне понять, что я должен уделять тебе больше времени?
Сара с трудом перевела дыхание и вызывающе вздернула подбородок. Она не позволит ему издеваться! И выскажет наконец все, что бы он потом ни сделал с ней!
– Вам не терпится побольнее ранить и унизить меня, верно? Интересно почему? Злитесь, что не смогли обыграть меня в теннис? Или потому, что я предпочитаю ласки Карло вашим?
Не успели слова сорваться с языка, как Сара испугалась, что своими руками вырыла себе могилу. Если бы взгляд обладал способностью убивать, она замертво свалилась бы под стол. Послышалось нечто вроде шипения разъяренной змеи, и, чтобы не забиться в самый дальний угол, Сара решила ринуться в бой.
– Конечно, я всего лишь беспомощная женщина и не способна с вами совладать! Кроме того, вы всегда можете позвать на подмогу слуг, которые слепо вам повинуются. Теперь, когда вы столь убедительно доказали, что я полностью в вашей власти, позволено ли мне будет осведомиться, как собираются поступить со мной? Убить? Изнасиловать?
– Довольно! – зычно крикнул Марко. Нож с силой вонзился в стол. – Мне надоели твои вопросы, обвинения, намеки, постоянное стремление выставить напоказ свою пресловутую сексапильность, которой ты как флагом размахиваешь перед моим носом! И разреши также сказать…
С нетерпеливым рыком вытащив нож, герцог ткнул лезвием в сторону Сары так злобно, что та затряслась, опасаясь, что клинок вот-вот пронзит ее сердце.
– Позволь сказать, что у меня нет ни малейшего намерения насиловать тебя, как бы ты ни мечтала спровоцировать меня на это. Я и без того получу тебя, рано или поздно, и ни брат, ни наша взаимная ненависть не помешают! Я приду к тебе, когда захочу, а ты отдашься по собственной воле!
Прошло несколько мгновений, прежде чем Сара осознала истинный смысл его слов и залилась краской стыда, молча глядя на него, слегка приоткрыв рот и тяжело дыша. Позже она с отвращением сравнивала себя с жалким воробьем, бьющимся в лапах огромного дикого кота.
Марко коротко, злобно рассмеялся.
– Проклятие! Неужели я действительно заткнул твой болтливый рот? Смотришь на меня так, словно я сейчас вскочу со стула и наброшусь на тебя… как этот оскаленный волк, что я ношу на шее. Трусишь? Или ждешь не дождешься, моя неверная Дилайт?
– Ваша? Ошибаетесь, я не ваша! Не смейте меня так называть! Никогда, никогда я не стану принадлежать вам, даже если на земле не останется больше ни одного мужчины. И в жизни не приду к вам по своей воле!
– Это вызов или очередное лицемерное вранье и притворство? Для молодой женщины, успевшей набраться такого жизненного опыта и, по вашему американскому выражению, «повидавшей виды», ты ведешь себя, как высохшая ханжа! Или стараешься произвести на меня впечатление?
Нет, с подобной наглостью и самовлюбленностью ей еще не приходилось сталкиваться! Нужно же быть таким негодяем, чтобы передергивать каждое ее слово…
– С каким удовольствием я запустила бы в вашу физиономию чем-нибудь тяжелым, – выдавила Сара, с вожделением глядя на стоявшую в центре стола массивную серебряную вазу с экзотическими орхидеями. – Но, к сожалению, в меня слишком крепко вбили правила приличия и приучили в любых обстоятельствах вести себя как леди, даже в обществе дикарей, не говоря уж о человеке, которого вряд ли можно назвать джентльменом.
Вцепившись в край стола, Сара вынудила себя не отводить от врага глаз.
– Вижу, ты твердо заучила свою роль, как истинная актриса. – Наслаждаясь второй чашкой кофе, Марко одобрительно кивнул: – И ты права насчет меня, Дилайт. Я не джентльмен. Эта земля не терпит чересчур воспитанных, мягких и вежливых людей, они здесь просто не выживают. Слабость – самое прискорбное качество в уроженце этих мест. Природа нашего острова жестока, и здесь в ходу только крайности – никакой половинчатости. А какова природа – таковы и люди.
По временам ее глаза становились похожи на острые осколки зеленого стекла, готовые безжалостно вонзиться в душу и ранить. Марко откинулся на спинку стула, пытаясь понять, удалось ли как следует запугать ее. Он не сомневался, что рано или поздно девчонка уступит, но пока что она удивляла его своим упорством и несгибаемостью характера.
Дилайт воздвигла между ними стену ледяного оскорбленного молчания и, полуотвернувшись, скучающе пожала затянутыми в шелк плечиками и принялась небрежно вертеть серебряную ложку. Черт бы ее побрал! Кого она из себя корчит, эта шлюшка со стройным телом, посредством которого прекрасно научилась добиваться от мужчин всего, что угодно. Как смеет она разрушать его налаженную жизнь, оказавшись настолько строптивой, что пришлось пойти на крайние меры и привезти ее сюда! И еще ломается: то строит из себя застенчивую недотрогу, то завлекает изощренным кокетством и тут же отталкивает взрывами непредсказуемой вспыльчивости и упрямства.
Что ему нужно от нее? Безусловная и полная капитуляция. Пусть наконец признает, что между ними существует странное, непрошеное, нежеланное притяжение, такое сильное, что самый воздух словно пронизан электричеством. А потом он разоблачит ее, докажет, что преданная и верная любовь к Карло, которого она упорно именует женихом, – не что иное, как наглая ложь и притворство.
Но в эту минуту Марко, сам не признаваясь себе, мечтал лишь стиснуть в объятиях это стройное продажное тело, вынудить губы добровольно раскрыться под его губами, зарыться руками в роскошную гриву волос цвета полированного красного дерева. Именно так ему и следовало бы поступить и покончить раз и навсегда с этим бессмысленным фарсом, которым она так наслаждалась. И когда он возьмет Дилайт и покажет наконец, где ее истинное место, может со спокойной душой вернуться к делам и своей любовнице Франсине, ожидавшей его в Париже.
– Вы уже целых пять минут глазеете на меня! Не лучше ли рассматривать картину, она по крайней мере бессловесна и не может защититься! Честно говоря, я немного устала, и если не возражаете, хотела бы подняться к себе… и лечь.