– Ах, вот ты о чем! Но это же очевидно, согласись? Не настолько я глупа и к тому же успела узнать от тебя, что за средневековые нравы здесь царят. Подумаешь, какая важность – ну завел твой отец подружку в деревне… ничего из ряда вон выходящего! Теперь доволен?
Она не мигая смотрела ему в глаза, хотя сердце трепыхалось, как овечий хвостик. Он действительно ревнует! И женское чутье твердило это вновь и вновь, хотя разум отказывался верить.
– Я уже убедился, что ты лжешь по каждому поводу и без повода! И при этом достаточно хитра и сообразительна, чтобы правдоподобно объяснить любую увертку. Как мне узнать, когда ты лжешь, а когда говоришь правду? – медленно протянул он, полуприкрыв потемневшие, ставшие непроницаемыми глаза, так что Сара, как всегда, не смогла понять, о чем он думает. Она очутилась в ловушке между письменным столом и Марко, который загораживал ей дорогу, не спеша оглядывая тяжело вздымающиеся, выпирающие из-под тонкого шелка груди с острыми сосками. Бежать некуда. И невозможно.
– Пожалуйста, не надо, – едва не взмолилась Сара с отчаянием затравленного зверька. Но язык, как и неподвижное тело, отказывался повиноваться. Горло сжал спазм. Он стоял так близко, что Сару обдавало животным жаром, исходившим от него, однако не предпринял попытки коснуться.
«Да это и ни к чему – он и так сделает все, что пожелает», – тоскливо подумала девушка.
Нет… она ошибается… он дотрагивается до нее своим взглядом, повсюду, где раньше были его руки, пробуждая непрошеные воспоминания и вызывая беспомощный трепет.
– Дилетта… Дилетта. Tentatrice… Maliarda…
Сара смутно сознавала, что ее только сейчас назвали искусительницей и ведьмой. Дилетта… все равно, что Дилайт. Однако она забыла обо всем, лишь только прижалась к нему и почувствовала силу этого тела. Сделала то, на что никогда в жизни не отважилась бы Сара, и неистово-страстно притянула к себе темную голову, чтобы отдаться его поцелую, свирепому и исступленному.
И в этот миг все утратило смысл и значение – гордость и стыд, принципы и предрассудки. Он положил руки ей на плечи, и их тела впечатались друг в друга в слепом протесте против сковывающей их одежды. Наконец Марко, разразившись градом цветистых проклятий, подхватил ее и посадил на стол, не обращая внимания на несвязный негодующий лепет.
– Я хочу тебя, моя Дилетта, моя желанная! И хочу сейчас. Не отказывай мне!
Он вцепился в ворот шелковой блузки и рывком разорвал ее, обнажая груди, припадая к ним губами, медленно обводя языком нежную плоть, пока не добрался до чувствительных затвердевших сосков. Сара тихо застонала и тут же вскрикнула, едва его зубы сомкнулись на окаменевшем бугорке.
По-прежнему стоя между раскинутых ног Сары, он, досадуя, схватился за пряжку ее ремня, раздернул неподатливую молнию и с усилием стянул с нее чересчур тесные джинсы.
Что было после? Она почти ничего не помнила – обоих захватил и понес могучий торнадо, затмевая все, кроме странного чувства, которое постоянно росло и ширилось в напряженном ожидании причудливо изогнутого серебристого меча молнии, который наконец пронзил ее и освободил… а потом растаял, оставив Сару дрожать от затухающих всплесков отчаянного, невыносимого блаженства. Окружающий мир исчез, только где-то вдалеке звучал гортанный голос, повторяющий, словно заклинание, одно-единственное слово:
– Дилетта, Дилетта…
Полупроклятие, полуласка.
Саре казалось, будто она только что вернулась из далекого, очень далекого путешествия, побывав по ту сторону реальности, изменившись при этом настолько, что не было смысла пытаться определить, что именно с ней произошло. Во всяком случае, сейчас, когда рассудок слишком быстро вернул ее к действительности и она обрела способность объективно оценивать события. Налетевший порыв страсти унес с собой все ощущения, и теперь она с ужасом сознавала, что настала пора расплачиваться, хотя предпочла бы не думать о том, что же все-таки случилось с ней.
Женщина, которая так безоглядно, безудержно, безрассудно-пылко предлагала себя, не имеет ничего общего с ней, Сарой, здравомыслящей, прагматичной особой, всегда просчитывающей свои действия на два хода вперед, той, что уже успела трезво оценить свои потери и смириться с тем, что искренне считала невозможной, поистине смехотворной ситуацией. Все, что теперь следует…
Все, что теперь следует… повернуть голову и, естественно, встретиться губами с его ртом, слегка поморщиться от уколов уже начавшей пробиваться щетины, напомнившей ей обо всех его язвительных издевках.
– М-м-м, – пробормотала Сара, чуть покусывая жесткие неулыбающиеся губы и обвивая руками его шею. Теперь, отбросив все запреты, она чувствовала себя такой истомленной и восхитительно усталой! Напряжение исчезло, а вместе с ним и гнев.
– Какая же ты бесстыдная маленькая шлюшка! – проскрипел он, словно стараясь побольнее вонзить клинок и наказать за минуту обманчивого покоя. – Даже когда ты на вершине блаженства и в полном самозабвении, я все равно невольно гадаю, какого мужчину ты представляешь на моем месте! Неужели ты настолько ненасытна? Настоящая нимфоманка! Что такое единственный любовник для такой развратной твари, как ты!
Только сейчас Сара с ужасом заметила, что Марко взял ее, даже не потрудившись снять одежду, хотя потом грубо схватил и оттащил в полутемную спальню, где и швырнул на постель, а сам принялся наконец раздеваться, прежде чем лечь рядом. Немного приподнявшись, Марко придавил ее своим телом и стиснул в объятиях. Руки медленно, по-хозяйски властно скользили по спине вниз-вверх, вниз-вверх, пока не зарылись в разметавшуюся гриву ее волос и остались там.
– Ну? – продолжал глумиться Марко. – Что молчишь? Проглотила свой острый язычок, Дилетта? Или слишком потрясена пребыванием в постели Синей Бороды?
Для пущего эффекта он слегка дернул Сару за волосы, и она досадливо скривилась, выведенная из состояния приятной отрешенности. Чуть отстранившись, девушка с холодной учтивостью ответила:
– Как же тут не взволноваться, особенно глядя, что ты так стараешься… Кстати, неужели я должна отвечать на бесконечный поток вопросов, которыми ты меня забрасываешь? Нет, честно, если это тебя заводит или что-то вроде того, я пойму… а иначе зачем тратить время на пустую болтовню, как любит говаривать моя мама?
Конечно, всегда есть шанс, что он не решится прикончить ее… и однако, когда Марко, явно раздумывая, как поступить, выпустил ее волосы и сомкнул пальцы у нее на горле, у Сары перехватило дыхание.
Марко небрежно прижал большой палец к жилке, пульсирующей у самой шеи.
– И верно, к чему тратить время на пустую болтовню? Чем же предлагаешь заняться вместо этого и что надеешься выгадать? Заставляешь меня задавать себе вопросы, ответы на которые уже известны? Например, почему ты иногда становишься тягуче-сладкой, как мед, теплой, покорной и нежной, а в другие моменты разъедаешь душу хуже уксуса, сильнее кислоты?
Он снова схватил ее за глотку, но очень слабо, едва касаясь кожи. Сара боялась шевельнуться, но, как ни странно, не испытывала страха и лишь молча взирала на него, будто вбирая в себя гнев, горечь и бессилие его постоянных нападок. Вбирая и уничтожая.