Софья посмотрела в окно.
— Вы предпочитаете более свободный ландшафт?
— На мой взгляд, природа сама по себе хороший художник.
— Однако ж вы тратите немало времени на то, чтобы облагородить ваши поля.
Обернувшись, она успела заметить на его лице смягчившее черты выражение искреннего удивления.
— Да, согласен, но, должен сказать, я вовсе не ставлю перед собой каких-либо художественных целей.
— Разумеется, ваша работа гораздо важнее.
Он задержал взгляд на ее губах.
— Осторожнее, мисс Софья, или вы вскружите мне голову.
Сердце замерло на мгновение, а Софья, засунув в рот последний кусочек печенья, поспешно отодвинула чашку. Сейчас она готова была заняться чем угодно, только бы отвлечься, не смотреть на него, дождаться, пока схлынет накатившая вдруг волна жара.
— Мне почему-то не очень верится, что вам так легко вскружить голову, — пробормотала она. — Вы, ваша светлость, человек очень…
— Какой?
— Проницательный.
— Итак, я уже обстоятельный и проницательный. — Стефан улыбнулся, но Софья уловила в его голосе легкую нотку недовольства. — Достоинства, ценимые скорее в деловом человеке, чем в джентльмене. Похоже, за голову мне можно не беспокоиться.
Она вскинула бровь.
— Предпочитаете, чтобы вас считали недалеким и пустым?
Он перехватил ее взгляд и не позволил ему уйти в сторону.
— Предпочитаю быть симпатичным и обаятельным.
На мгновение Софья как будто утонула в его бездонных глазах, забыв обо всем остальном: материнском поручении, письмах и даже возникшем ранее подозрении, что хозяин Мидоуленда всего лишь играет с ней, как кот с загнанной в угол мышкой.
Сейчас она могла думать лишь о том, что этот мужчина пробуждает в ней чувства и желания столь пугающие, сколь и восхитительные. Будь они не в Англии, а в России, она сделала бы все возможное, чтобы очаровать его и заманить в свои сети.
Поймав себя на том, что таращится на герцога едва ли не с открытым ртом, а на его лице все отчетливее проступает задумчивое выражение, Софья решительно отодвинула тарелку.
— Вы были правы, ваша светлость.
— Прав? В чем же?
— Ничего вкуснее вашего печенья я не пробовала.
— А… — Он едва заметно кивнул. — Скажите, мисс Софья, каково сейчас положение дел в России?
Вопрос застал ее врасплох.
— Извините, но я не вполне уверена, правильно ли понимаю, что вы имеете в виду.
— Перед тем как уехать из Петербурга, мой брат помог предотвратить надвигавшийся мятеж.
При этом не вполне уместном напоминании о восстании императорской гвардии Софья раздраженно поджала губы. Как верно заметила недавно ее мать, политика в России всегда была делом мутным, добрый десяток тайных обществ при поддержке иностранных держав замышляли свергнуть императора при первой же возможности, но предательство собственной армии стало для Александра Павловича настоящим ударом в спину. Ударом, от которого он так и не оправился.
— Вы правы, сей прискорбный инцидент действительно имел место.
— Я бы сказал, более чем просто прискорбный.
Почувствовав в его словах скрытый укол, она решительно вскинула голову.
— В Англии достаточно людей, которые хотели бы устроить переворот.
Ее резкий тон заставил его улыбнуться.
— Верно. Но я всего лишь интересовался настроениями в Петербурге.
— Обычные настроения, насколько я могу судить.
— Царь вернулся из путешествия?
Почему он спрашивает об этом? Только ли из праздного любопытства? Или тут что-то более серьезное?
— Когда я уезжала, он еще не вернулся, но сейчас, полагаю, уже в столице. Вообще-то император не извещает меня о своих передвижениях.
— По словам моего брата, император вообще редко ставит кого-то в известность о своих планах.
— Вы правы, к сожалению. У вас какой-то особенный интерес к царю Александру?
Лицо его вдруг посуровело, голос прозвучал жестко, с безошибочной ритмикой предупреждения.
— Мне нравится Александр Павлович, но у него есть привычка втягивать моего брата в рискованные предприятия каждый раз, когда это отвечает его интересам.
Софья растерянно моргнула.
— Если я правильно понимаю, лорд Саммервиль больше не состоит при императоре?
— Так оно и есть.
Так его это беспокоит? Что царь прислал ее в Суррей только для того, чтобы заманить лорда Саммервиля в Россию?
С трудом сдержав вздох облегчения, Софья торопливо поднялась.
— Мне нужно вернуться в Хиллсайд, пока леди Саммервиль не стала беспокоиться.
— Но вы еще не выбрали книгу, — напомнил Стефан, также поднимаясь из кресла.
— Как-нибудь в другой раз. Женщине в ее положении нельзя волноваться.
— В положении? — нахмурился Стефан. — В каком еще положении? Так Брианна рассказала вам…
— Не совсем так, но догадаться вовсе не трудно, если… — Она не договорила и прикусила язык. Надо же, чуть было не проболталась, что бедняжка Брианна страдает по утрам от тошноты.
— Получается, проницательный здесь не только я один.
— Дело вовсе не в проницательности. — И зачем она только поддалась на уговоры матери? Зачем согласилась выполнить это безумное поручение?
Поспешно распрощавшись, Софья устремилась к двери, но не успела открыть ее, как услышала голос герцога. Как же все нелегко, когда он рядом.
— Я, разумеется, увижу вас за обедом.
Она неохотно повернулась и с огорчением обнаружила, что он остался у стола.
— За обедом?
— Да, мой брат любезно пригласил меня отобедать сегодня в Хиллсайде.
Сердце затрепетало, но не от страха.
— Понятно. Тогда… до свидания, ваша светлость.
— Подождите, мисс Софья… — Он наклонился и поднял что-то с пола.
— Да? Герцог выпрямился и протянул руку:
— Ваша заколка, полагаю.
Сердце подпрыгнуло от страха, и кровь как будто похолодела. Проклятье. Как можно быть такой беспечной!
Застыв на месте, она отчаянно пыталась придумать оправдание. Герцог же тем временем пересек комнату.
— Я… она, должно быть, упала, когда я… любовалась видом из окна, — прошептала Софья, не смея поднять глаз. В горле пересохло.
— Несомненно.
Она протянула руку и взяла с его ладони заколку с брильянтами. Заметил ли он, как дрожали пальцы?