— Нам нечего обсуждать — у нас нет будущего. — Софья выпрямилась, решительно выпятила подбородок. — Это невозможно.
— Возможно. Почему вы не хотите признать очевидное? Наша страсть еще только разгорается.
— Мне этого мало. Мне нужно больше.
— Больше чего?
— Больше того, что вы предлагаете.
Резкие слова высекли искру гнева. Глаза его полыхнули.
Он хотел схватить ее за руку, но Софья ловко уклонилась и с гордо поднятой головой пересекла террасу в направлении двери, за которой сияли огни и звучали оживленные голоса.
Сражаться с осаждавшими его демонами у нее не было сил.
До тех пор пока Стефан не смирится с утратой и не научится доверять своим чувствам к другой женщине, он обречен на одиночество.
Глядя вслед уходящей с террасы Софье, Стефан лишь сжимал в бессильной злобе кулаки.
Конечно, он мог бы остановить ее. Догнать, схватить, перебросить через плечо и унести в темный сад. Как только они останутся одни, он легко докажет, что ничего не изменилось, что ее желание осталось таким же сильным, как было днем, что она так же отзывчива на его ласки, как и раньше.
И все же он остался, не сделал ни шагу, смиряя закручивающуюся спиралью злость.
Именно злость, убеждал себя Стефан. Потому что если обжигающее изнутри чувство не было злостью, то оно могло быть только… болью.
Мне этого мало. Мне нужно больше … Больше того, что вы предлагаете…
Негромкие, но режущие душу слова все еще звучали эхом в ушах.
Да что с ней такое? Чего ей не хватает?
На свете не было мужчины, который дал бы ей больше.
У него высокое, завидное положение в обществе. У него богатство, которым он всегда и с удовольствием делился со своими любовницами. Приятная внешность. Ровный характер. Что еще ей нужно?
Его прежние любовницы никогда ни на что не жаловались. Да что там, они пускали в ход все эти женские штучки, чтобы только поддержать его интерес, продлить связь, удержать щедрого покровителя.
Похоже, Софья придумала для себя какой-то идеал джентльмена, абсолютно недостижимый в реальной жизни.
К черту.
Стефан сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь погасить или хотя бы унять бурлящие эмоции. Такое получалось только у Софьи. Только она умела выводить его из себя, доводить до белого каления и закручивать водоворот из самых разных чувств. И получалось у нее это на удивление легко, без малейших усилий.
Так почему бы просто не уйти?
Стефан покачал головой. Этот вопрос мучил его с того самого дня, когда он покинул родные пенаты, и за все прошедшие с тех пор недели ему так и не удалось приблизиться к ответу. Может быть, он никогда его не найдет.
— Ваша светлость…
Поглощенный невеселыми мыслями, Стефан вздрогнул от неожиданности. Голос донесся снизу, из темноты сада.
Он перегнулся через перила и увидел стоящего в тени Бориса.
— Что ты здесь делаешь?
Слуга отступил под фонарь и поднял голову. Выражение на его лице не сулило приятных новостей.
— Думаю, вам надо самому кое на что взглянуть.
— Сейчас?
— Да.
Стефан задумался. Конечно, Борис никогда бы не явился к дворцу, если бы не обнаружил что-то важное, но уходить именно сейчас не хотелось.
Софья наверняка уже вернулась в танцевальный зал, и вокруг нее уже наверняка вьется стайка преданных кавалеров.
Что, если ее неразумное, раздражающее поведение толкнет его на какой-нибудь необдуманный, глупый поступок? Женщины непредсказуемы, никогда не знаешь, чего от них ждать. А если женщина к тому же и сердита, то выкинуть может всякое.
— Это имеет какое-то отношение к сэру Чарльзу? — спросил он.
— Отчасти. — Борис махнул рукой в сторону выхода из сада. — У меня там экипаж за конюшней.
— Уверен, что до завтра подождать нельзя?
— Абсолютно.
Стефан еще раз посмотрел на дворец и тяжело вздохнул. Может, оно и к лучшему, что он не вернется туда. В таком, как сейчас, настроении можно наделать глупостей, о которых потом пожалеешь.
— Хорошо, едем.
Он не стал возвращаться за перчатками и шляпой, а прошел через террасу к широким, спускающимся в сад ступенькам.
Узкая, едва заметная в темноте тропинка привела к конюшням, построенным с тем же вниманием к деталям, что и дворец. Борис, однако, предпочел обойти разлившиеся по мощеному двору лужицы света и сбившихся группками возниц, которые в ожидании господ играли в карты и бросали кости.
Размышляя над тем, является ли такое поведение Бориса следствием его многолетней работы с Эдмондом, когда эти двое вместе играли в шпионов, или же неких недавних событий, Стефан все же оставил при себе готовые сорваться с языка язвительные комментарии и, молча поднявшись в карету, уселся на скамью рядом со слугой.
Борис щелкнул кнутом, и пара беспокойно топтавшихся гнедых весело побежала по дорожке к боковому выходу. Миновав ворота, Борис повернул лошадок к городской окраине. Стефан повернулся к спутнику с намерением получить наконец кое-какие ответы.
— Можешь хотя бы сказать, куда мы направляемся, или это тоже страшный секрет?
— Никакого секрета нет. Я получил вашу записку и решил разузнать, кто такой Николай Бабевич.
Стефан нахмурился:
— Без меня? Борис пожал плечами:
— Я подумал, что вы заняты более приятными делами.
— И не ошибся, — коротко подтвердил Стефан.
— Ага. — Слуга многозначительно кивнул. — Неприятности с Софьей?
— С ней по-другому не получается.
— Ну, еще сегодня днем вы держались другого мнения, — напомнил Борис. — Хотя, конечно, вызвать у мужчины улыбку женщине так же легко, как и стереть ее.
Стефан только фыркнул. По обе стороны дороги стояли ярко освещенные дома, в большинстве своем каменные, с садиками и обязательными мраморными фонтанами, но по мере удаления от дворца здания уменьшались в размерах, а с фасадов исчезали резные украшения.
— Верные слова, — согласился Стефан.
— Улыбка завтра вернется, — уверил его Борис, направляя лошадей к одному из многочисленных мостов, соединяющих разные части города.
— Только если образумлюсь и вернусь в Англию. Боюсь, если останусь здесь хотя бы ненадолго, совсем голову потеряю.
— Вы не в первый раз это говорите, а мы все еще здесь. Не спрашивали себя почему?
Стефан скрипнул зубами. Уж пора бы понять — обсуждать женщин с Борисом дело безнадежное. Смешно, но русский был абсолютно счастлив с Жанет, а что может знать такой счастливчик о женщине, то сводящей с ума откровенными ласками, то обдающей тебя холодом, как заклятого врага?