Когда она попыталась вырваться, он крепко сжал ее, но теперь не было и признака страсти. Он строго сказал:
— Джинни! — и она почувствовала, как ее упрямство сменилось безразличием и усталостью.
Какой смысл во всем этом? Пока она не расскажет ему все, что он хочет, Стив будет держать ее при себе. А что произойдет с ней, ему безразлично. Джинни боялась даже думать о том, что случится, если князь Иван узнает обо всем. Черт побери Стива и ее проклятую слабость к нему!
И тут вдруг Джинни рассказала ему о Карле Хоскинсе. И зачем только Стив наврал, что тот умер от ножевого ранения? Ей-то лучше знать! На этот раз он не перебивал ее, но все больше мрачнел. Ну зачем, зачем ему надо знать об этом? Но потом Джинни выложила ему ту невероятную историю, которую поведал ей граф Черников. Ничего не утаила она и о князе Иване. Как убедить Стива, что она вышла замуж, не понимая что происходит?
Из гордости она не сказала о том, какую роковую роль в ее судьбе сыграл сам Стив. Нет, он никогда не узнает, какое горе испытала Джинни, когда он так легко отказался от нее. Пусть думает, что она столь же бесчувственна, как и он.
Выслушав ее исповедь, Стив Морган спросил:
— А что знает об этом твой э… сенатор?
— Ничего! А что мне было делать? Рассказать, как его женили на моей матери? И что я вовсе не его дочь? Ведь я даже не знаю, правда все это или ложь. А вдруг это интрига, смысла которой я не понимаю? Впрочем, даже если все это и правда, говорить уже не о чем. Я жена князя Сарканова и к тому же шлюха. Разве не в этом ты убеждал меня? Что ж, пусть так! Я тебе верю. Поэтому ты не несешь никакой ответственности за мою судьбу… Пожалуйста, Стив, — ее голос предательски дрогнул, — отпусти меня — у меня начинает болеть голова… Только бы мне найти хоть один порошок… Надеюсь, что он не унес все… — Джинни трясло как в лихорадке. Наконец Стив отпустил ее.
Скорее бежать отсюда! Она соскочила с кровати. Джинни хотелось убежать от всего, главное — от предчувствия беды, которое сжимало ей сердце. Но более всего ей хотелось убежать от Стива, ибо она знала, что ему, всегда желавшему ее, нравится ее мучить.
Стив остановил Джинни, поняв, что она на грани срыва. Он поднял Джинни на руки и отнес в ее спальню. Она подумала: «А может, то, что произошло со мной сейчас, всего лишь тягостный сон?»
Стив опустил Джинни на кровать и заботливо укрыл одеялом.
В комнату заглянуло солнце, и Джинни проснулась. Натянув одеяло до самого подбородка, она размышляла, как жить дальше. Ночью ей снилось, что она лежит в постели в объятиях Стива и что он любит ее. Между тем Делия будто бы шепнула ей, что князь Сарканов требует, чтобы она с ним позавтракала.
— Принесла вам горячий кофе, мадам, — сказала Делия, озабоченно глядя в глаза Джинни. К несчастью, порошков у нее больше не было. Последний, лежавший на самом дне вышитого ридикюля, у нее еще вчера отобрал Стив. Он понюхал его, поморщился, попробовал на вкус и скривился.
— Джинни… — начал было он, но, встретившись с ней взглядом, вдруг замолчал: его поразили ее молящие глаза, в которых застыла боль. Он сказал:
— Ладно, я достану тебе немного лекарства, но мне надо знать, что это такое. Поэтому этот порошок я возьму с собой.
Почему Стив вдруг так переменился? Может, пожалел ее? Боже, как унизительна эта мысль!
Джинни держала чашку дрожащими руками. Делия раздвинула шторы, и солнечный свет ворвался в комнату. Стив, конечно, давно уже уехал, что несколько успокоило Джинни: теперь ему хотя бы не угрожает опасность. Но Стив велел ей остаться здесь. Интересно, почему?
Кофе согрел ее и немного прояснил мысли. Джинни выпила бы еще чашечку, но Делия, испуганная и бледная, попросила ее поскорее одеться. Джинни чувствовала себя как приговоренная к казни.
Умываясь, она думала, отчего князь Иван ведет себя столь деспотично. Раньше он сам приходил за ней, а теперь только приказывал. Как, однако, все изменилось! Князь Иван — ее муж, а Стив — любовник!
Вчерашний вечер походил на сон. Но сейчас начинался новый день, и в висках появилась привычная пульсирующая боль. Тело Джинни покрылось холодным потом, конечности ломило, веки чесались, а руки так дрожали, что Делии приходилось все делать за нее.
— А вот и ты, любовь моя! Надеюсь, ты хорошо спала?
Иван брился. Закончив, он поцеловал ей руку, и Джинни почувствовала знакомый запах его любимого одеколона. Потом он подтянул Джинни к себе и коснулся губами ее сжатых холодных губ.
Взглянув на себя в зеркало, Джинни отметила, что бледно-зеленое платье только подчеркивает ее восковую бледность.
— Да, — сказал между тем князь Иван, перехватив ее взгляд, — мы очень красивая пара, не так ли? Ты до сих пор не сказала ни слова, Вирджиния. Ты голодна? Может, хороший завтрак подкрепит тебя? По-моему, тебе надо почаще бывать на свежем воздухе и заняться физическими упражнениями. Посмотри на меня. Я не спал почти всю ночь, но чувствую себя бодрым и свежим. Более того, я даже готов выполнить одну неприятную обязанность, которая предстоит мне после завтрака.
— О чем ты? — спросила Джинни, повернувшись к нему, но Иван лишь улыбался и разглядывал ее своими светлыми рыбьими глазами.
— Дорогая, я же сказал: сначала поедим. Мне не хочется портить тебе аппетит. Вот, усаживайся поудобнее. Тебе налить чаю?
У Джинни так дрожали руки, что князь взял у нее серебряный чайник и озабоченно покачал головой.
— Иван! — умоляюще начала Джинни. — У меня так болит голова, что я не могу есть. Зачем ты отобрал у меня порошки? Чтобы у меня… чтобы у меня…
— Да, да, я помню. Чтобы у тебя не болела головка, моя радость. Они были очень нужны тебе вначале, но уже давно следовало бы забыть о том несчастном случае! Вчера, например, ты так хорошо себя чувствовала, что даже отважилась на некую эскападу, не так ли? Зачем же отравлять организм? Впрочем, время от времени я готов давать тебе такой порошок, но если только сам решу, что он тебе нужен. Позволь мне принимать за тебя решения, дорогая.
Джинни во все глаза смотрела на князя Ивана. Продолжая улыбаться и словно не замечая состояния жены, он разливал чай. Иван наклонился к ней и слегка потрепал по щеке:
— Ешь, дорогая, и пей чай. Пора тебе привыкать к нашему чаю — ты ведь теперь россиянка.
Джинни и думать не могла о еде, хотя, уступая настояниям князя, что-то проглотила.
Князь болтал без умолку, самым сладким голосом:
— Ну нельзя же голодать. Не капризничай, поешь как следует. Ты ведешь себя как избалованный ребенок — честное слово, — который делает все что ему заблагорассудится. Но все это скоро изменится, уверяю тебя. И самое главное, ты от этого только выиграешь!
— Я… я и в самом деле дурно себя чувствую. Простудилась, наверное. Можно мне вернуться к себе и лечь? Хотя бы на час-другой? Пожалуйста! Мне так не хочется спускаться вниз…