Фургон скрипел и раскачивался, не давая уснуть. Интересно, приедет ли Стив Морган сегодня в лагерь?
Будет ли смотреть на нее по-другому?
«Будет, будет», — упрямо твердила себе Джинни, и сердце билось так сильно, что она, казалось, вот-вот потеряет сознание.
Вечером Палаша Уилкинс был разговорчивее обычного.
Они остановились на ночлег поздно; холмы возвышались позади лагеря, словно безмолвные стражи.
— Все-таки прошли через перевал, — торжествовал Папаша. — Никогда еще так не радовался! Но эти команчи, видать, напугали апачей до полусмерти!
— Не очень-то радуйтесь, — предупредил Пако. — Они могут вернуться в любую минуту.
Папаша нервно потянул себя за усы:
— Хотите сказать, апачи могут устроить засаду? Видели какие-нибудь знаки?
— Это страна апачей, — пожал плечами Пако. — Уверен, они и сейчас наблюдают за нами, пытаются решить, что делать — оставить нас в покое или нет.
— Значит, нужно быть начеку, — упрямо заявил Папаша Уилкинс. — Я бы не прочь разделаться с этими дьяволами!
Слишком часто я видел, что они делают с людьми.
Сидя у костра, Пако время от времени бросал взгляд на Стива, молча слушавшего остальных. Наверняка его молчание как-то связано с девчонкой Брендон. Что произошло между ними? Пако не задавал вопросов, он хорошо знал Стива Моргана. Женщины любили его — вероятно, потому, что ему было на них наплевать, и, кроме того, их, видимо, притягивало презрение к опасности. Но Стив использовал их и бросал — чаще всего женщины знали, что рано или поздно это должно произойти, поскольку Морган не тешил их иллюзиями. Но Джинни Брендон была другой, слишком молодой, слишком наивной, совсем не того типа, который обычно привлекал Моргана, — уж очень чувствительна и уязвима! Сегодня она довольно ловко притворяется, будто рада тому, что сидящий рядом Хоскинс не сводит с нее глаз, и открыто флиртует с ним с той минуты, как появился Стив, мрачный, усталый, весь в пыли. Пако от всей души желал бы предостеречь ее — заигрывание с Морганом не доведет до добра.
Как были бы удивлены Джинни и даже сам Пако, узнай они, какие мысли скрываются за угрюмым, отрешенным молчанием Стива.
Ему следовало бы думать о возможном нападении индейцев, но в ушах звучал тихий дразнящий смех Джинни Брендон, и вспоминал он вкус и нежность этих губ, гладкость кожи и упругость груди. Черт бы побрал Брендона! Заставил женщин выполнять за него грязную работу! И будь проклята Джинни — только ее ему не хватало! Ей нечего делать здесь, на Западе. Оставалась бы в Париже или в каком-нибудь цивилизованном американском городе!
Волосы Джинни переливались медью в свете костра; она прислонилась к плечу Карла Хоскинса. Карл для такой, как она, подходит больше. Он, возможно, захочет жениться на ней… если лишит девственности; кроме того, как зять Брендона, он получит немалую выгоду… Стив резко вскочил, но, поймав вопросительный взгляд Пако, широко зевнул:
— Пора спать. Завтра вставать до рассвета, так что до моего возвращения останешься главным. — И исчез в темноте.
Джинни, несмотря на оживленную беседу с Карлом, не пропустила ни слова. Значит, он решил, что ее можно игнорировать? Воспоминания о том, как она едва ли не бросилась ему на шею, о почти жестокой интимности его ласк заставили девушку вспыхнуть — хорошо, что в оранжевом свете пламени краска незаметна. С этой минуты именно она не будет обращать на него внимания, станет вести себя так, словно его вообще не существует, а утренняя сцена задумана заранее, чтобы заставить Карла ревновать.
Когда Соня предложила отправляться на ночлег, потому что долго поспать не удалось, Джинни мило улыбнулась и попросила разрешения посидеть у костра чуть подольше. Соня нахмурилась, но падчерица предпочла этого не заметить.
Они сидели у огня, пока он не потух. Если не считать повара, сидевшего у своего фургона, они оставались одни.
Рука Карла обвила талию Джинни, теплое дыхание обожгло висок: он нежно поцеловал девушку.
Будь на его месте Стив Морган, вряд ли тот удовлетворился бы столь нерешительными ласками. Почему Карл не может быть более настойчивым? Нет-нет, она все время забывает о том, что Карл — джентльмен!
Словно разгадав ее мысли. Карл нерешительно пробормотал:
— Джинии? Вам пора идти, ваша мачеха может подумать…
Джинии хотелось решительно осведомиться: неужели он всегда так заботится о мнении окружающих, но тут же передумала, приняла протянутую руку и встала. Они оказались в тесном, темном пространстве между фургонами, и Карл, к удивлению девушки, обнял ее и стал целовать. Губы девушки чуть приоткрылись — отстраниться она не пыталась, и Карл с каждой минутой становился все более дерзким. Карл целовал ее страстно, почти отчаянно, прижимая к себе, умирал от желания почувствовать прикосновение ее груди. Он был уверен: сегодня утром Джинни пыталась заставить его ревновать, видимо, желая побудить к более решительным действиям. Может, он был слишком мягок и терпелив? Под внешностью истинной леди в Джинни Брендон скрывалось нечто дикое и неукротимое. Необходимо доказать, что Карл — настоящий мужчина и джентльмен.
Дыхание Карла все учащалось — слишком давно у него не было женщины, слишком давно. Но Джинни лишь позволяла целовать себя, не отвечая на поцелуи. Неожиданно, подняв руки, она попыталась оттолкнуть его и отвернула голову.
Какую игру она ведет? Неужели он испугал девушку, действуя столь поспешно?
— Нет, Карл, нет, — шептала она, упираясь ему в грудь сжатыми кулачками.
— Джинни, милая, ты так прекрасна…
— Карл, — уже громче, настойчивее убеждала Джинни, — довольно. Карл, мы не должны…
— О Боже, Джинни, я никогда не причиню тебе зла, клянусь. Но ты можешь свести мужчину с ума, быть около тебя и не дотрагиваться — какая пытка…
Он ослабил хватку, несмотря на то что кровь, стучавшая в висках, побуждала взять эту девушку прямо здесь, у фургонов, заставить ее кричать от желания. Но она была дочерью сенатора, порядочной девушкой, за ней нужно ухаживать, необходимо быть осторожным…
— Карл… я… мне и в самом деле пора.
— Я люблю тебя, Джинни, — молил Карл. — Ты ведь знаешь это. Я хочу, чтобы ты стала моей женой… Если ты согласна, я поговорю с мистером Брендоном…
— Нет, — резко вскинулась Джинни, — нет! — И тут же, словно пожалев об этом, нерешительно добавила:
— Слишком рано — я еще недостаточно хорошо знаю вас. И совсем не знаю себя.
Но Карл не мог совладать с собой — чем больше отдалялась Джинни, тем сильнее он хотел ее. И, ненавидя себя за мольбы, все же прошептал;
— Еще один поцелуй, Джинни, пожалуйста, дорогая, всего один. Я не буду торопить вас, вы все решите сами. Джинни, позвольте…