Почти не задумываясь, я обвисла, откинулась всем телом на человека, который меня держал, тот невольно ослабил хватку. Я тут же упала на землю, слыша знакомый свист пули. Человек, схвативший меня, тоже упал, издав странный булькающий звук.
Когда я подняла голову, Люкас лежал на боку, все еще сжимая карабин. Марк был мертв – вторая пуля убила его наповал. Я была рада, что не вижу его лица. Марк лежал уткнувшись в землю, солнце золотило его волосы, отливая алым в медленно растекавшейся луже крови, сочившейся из-под распростертого тела.
Рядом валялся выпавший из рук револьвер.
Каким-то образом я заметила все это, когда бежала вниз по склону к Люкасу, удивляясь, почему он так неподвижен… пока не заметила обращенные на него ружья.
– Низкая тварь! – прозвенел резкий окрик Тодда Шеннона. – Ты с самого начала замышляла это!
– Почему вы не желаете выслушать меня? Боитесь узнать истину, опасаетесь, что раз в жизни можете оказаться не правы?
– Заткнись и не трать слов зря! Не желаю пропустить той минуты, когда твой любовник-полукровка начнет молить о помощи… разве что не задохнется раньше.
Голос Шеннона звучал неумолимо-жестоко, а выражение лица не обещало ничего хорошего. Наверное, я попыталась бы сама убить его, не свяжи он мне руки.
– Это был Марк, Тодд, поверьте, я могу все доказать, если только отвезете меня в форт Селден, именно туда мы направлялись, к мистеру Брэггу…
– Брэгг может все объяснить после того, как я сделаю то, что должен был давным-давно сделать. Послушайте, мисс, становится все жарче, а? Этот сыромятный ремень в два счета усохнет на солнце!
Я вздрогнула, а Шеннон расхохотался.
– Вот что, не хочу, чтобы он сдох слишком быстро… пусть немного помучается! Так что возьмите фляжку и смочите ремень вокруг его шеи! Может, сумеете обменяться последними словами?!
Сколько времени прошло? Час? Больше? Я хотела одного: чтобы Тодд в слепой ярости убил или изувечил меня, как и угрожал вначале. Но он только привязал меня к седлу и заставил наблюдать. Я не в силах была поверить, когда Тодд, вне себя от гнева и печали, объяснил, что намеревается сделать.
– Грязный убийца, похититель женщин! Полукровка проклятый! Но уж поверь, подыхать будешь долго! Я придумаю казнь, как у твоих дружков-апачей. Мальчики, видите вон тот кактус, в рост человека? Вы знаете, что делать! Только, когда будете привязывать его, не забудьте сыромятные ремни!
У меня, должно быть, помутилось в голове, я забилась, закричала и опомнилась, только когда отлетела в сторону от сильного удара в лицо.
– Лучшее средство излечить истерику у распутной сучки! – прорычал Шеннон.
Люкас, до сих пор бесстрастно молчавший, поднял голову.
– Отошли ее. Она никакого отношения не имеет к счетам между нами, и ты это знаешь, Шеннон.
– Именно поэтому ты сбежал с ней и убил моего племянника, чтобы сделать ее вдовой?
Нет… даже сейчас я не хочу вспоминать все это. Не хочу и не могу… но должна. Люкас и я. Оба мы испытывали невыносимые страдания, но каждый по-своему. Я словно отупела от печали, хотя продолжала уговаривать Тодда, пока не заболело горло, пытаясь объяснить, что во всем виноват Марк, но он не слушал.
И теперь, когда он, развязав мне руки, вручил фляжку, я с молчаливой ненавистью уставилась на него. Тодд только рассмеялся:
– Давай, давай! Может, тебя следовало привязать вместо твоего любовника, и я так и сделаю, когда он издохнет от удушья или от кактусовых игл, пропоровших спину! Иди и смотри, как он страдает! Я хочу, чтобы эта картина всю жизнь стояла у тебя перед глазами, подлая тварь!
Я ничего не ответила, думая, что если Люкас может молчаливо сносить все, то и я на это способна. И пообещала себе, что убью Тодда Шеннона. Да-да, только сейчас я поняла, что питает вражду и распри.
Они раздели его до пояса, чтобы распять на гигантском кактусе. На загорелом торсе блестели капли пота, руки были связаны над головой; из-под сыромятных ремней медленно сочилась кровь, глаза закрыты, и я заметила, как выступили на шее жилы: Люкас тщетно пытался вдохнуть побольше воздуха – ссыхающийся ремень постепенно стягивал глотку. Я прошептала его имя, веки чуть приоткрылись. Мне предстояло сделать выбор – медленная, мучительная смерть или чуть более быстрая, но такая же страшная. Господи Боже, хватит ли у меня сил? Сколько я смогу продержаться? Услышав странно всхлипывающий звук, я поняла, что не вынесу. Нет! Не так! Не сейчас. Не могу видеть, как жизнь по каплям вытекает из него.
Наклонив флягу, стараясь не прикасаться к напряженному телу, я вылила большую часть воды на шею, стараясь получше намочить ремень, убивающий Люкаса, и хотела напоить его, но Тодд, схватив меня за руку, хрипло приказал:
– Довольно! Не хочу облегчать его муки!
Он потащил меня за собой, рассмеявшись, когда я попыталась вырваться.
– Все еще показываешь характер, а? Должен сказать, не ожидал от тебя такой смелости. А он? Укротил тебя? Жаль, что не проживет долго и не увидит, какой покорной станешь, когда я примусь за дело!
Он скрутил мне руки, явно наслаждаясь попытками освободиться.
– Видали дикую кошку, мальчики? Совсем как апачи – слишком долго общалась с индейцами. Но мы научим ее вежливости, так?
Один из мужчин громко засмеялся, остальные казались необычно молчаливыми. Думаю, они еще помнили, что я – белая женщина, к тому же по-прежнему владею половиной ранчо, и не хотели быть ни в чем замешанными.
Но именно в этот момент Тодд прорычал:
– Единственное, о чем жалею, – что Илэны Кордес здесь нет: пусть бы она любовалась, как издыхает ее отродье!
Слова его, словно удар в лицо, отбросили меня назад, и я упала бы, не удержи меня Тодд.
– Люкас не сын Илэны, слышишь? – вскрикнула я. – Не ее! Именно поэтому ты убиваешь его – чтобы наказать ее?!
Глаза Тодда словно осколки зеленого стекла впились мне в лицо; схватив меня за плечи, он начал бешено трясти.
– Какую сказку ты еще придумала?
– Но это правда, правда! Даже отец это знал и написал обо всем в дневниках, можешь сам прочитать, если не веришь!
Я дико смотрела в наклонившееся надо мной лицо с рыжими, сверкавшими на солнце волосами и чувствовала, что, по мере того как оцепенение начинало проходить, душой завладевало странное предчувствие.
– Он вовсе не похож на нее, – выдохнула я. – И ни на кого из них! В волосах светлые пряди, а глаза… Люкаса усыновили индейцы, он не один из них! И похож… похож…
И тут мне показалось, что я брежу: в сознание ворвался другой, знакомый и все же незнакомый голос, закончивший за меня фразу и выразивший невероятную, ошеломительную мысль словами: