– Кто-то едет? Чужой?
– Не надейся, твоих знакомых не будет!
– По-моему, грубость – твоя вторая натура!
– А ты задаешь миллион идиотских вопросов.
– Ну что ж, придется найти того, кто ответил бы, не срывая на мне злость.
– Подожди! – Он схватил меня за руку, повернул лицом к себе. – Послушай… послушай… Прости меня.
Голос был таким же грубым, как и вцепившиеся в мое запястье пальцы, но я от изумления не могла пошевелиться.
– Я не имел права так набрасываться на тебя! Но ты многих вещей не понимаешь!
– Мне все это говорят.
– Что говорят? Люкас, вы опять ссорились? Не хочу вмешиваться, конечно, но когда услышала ваши голоса… Что-то случилось?!
Словно обжегшись, Люкас отбросил мою руку и, могу поклясться, виновато покраснел, услышав холодный, смеющийся голос Илэны. Я не могла отвести взгляда от его лица, мгновенно изменившегося, как всегда, когда он говорил с ней, но на этот раз глаза гневно вспыхнули. Возможно, он не ответил бы так резко, не будь меня рядом.
– Пришел сказать, что едет Монтойа. Хулио отправился встречать его.
Илэна мгновение помедлила, словно колеблясь, но тут же тихо рассмеялась:
– Но это великолепно! Наконец-то вы встретитесь и уладите все разногласия, как я и надеялась! Давно пора, сам знаешь!
– Не стоит слишком надеяться, – хмыкнул Люкас.
Казалось, оба забыли о моем присутствии.
– Я и Монтойа… ожидаешь, что мы будем улыбаться, станем друзьями, когда прекрасно помнишь, что случилось во время нашей последней встречи! Объясни, Илэна, почему он едет. Почему ты поощряешь его?!
Илэна гордо откинула голову, чуть прищурилась.
– Почему бы нет? Только из-за вашей дурацкой ссоры? Не вижу причины, почему я должна отворачиваться от старого друга и друга твоего отца, если помнишь!
– Прекрасно помню, – бешено рявкнул Люкас, – как тут забыть?!
Напряжение между ними все росло. Оба не сводили друг с друга глаз, будто были одни; первой обо мне вспомнила Илэна.
– Люкас, пожалуйста, будь по крайней мере хотя бы вежлив с ним. Ради меня! Хесус сердит на тебя, это правда, но все произошло так давно и уже кончено! Он был здесь, смирился с тем, что Луз живет у нас, никогда не пытался принудить ее!
– И тебя тоже? Это хочешь сказать? Объясни уж заодно, почему он никогда не приезжает без подарков. Вроде этого…
Люкас схватил ее за руку. Громадный рубин блеснул темным огнем, и я не поняла, кто из нас охнул… я или Илэна.
– Люкас!
Вместо того чтобы отстраниться, Илэна подняла другую руку, легко, ласкающе, почти нежно касаясь его обнаженной груди.
– Ты ведь знаешь, Хесус Монтойа мне как брат. Мы так давно знакомы друг с другом, еще с тех пор, как ты был ребенком! И потом, – с шутливой строгостью добавила она, – кто подарил тебе твою первую лошадь? И первую винтовку? До ссоры вы относились друг к другу словно отец и сын!
С губ Люкаса сорвался полувздох-полустон; глаза потускнели.
– Как хорошо ты умеешь погасить во мне ярость… Но лучше пусть Монтойа помнит, что я не тот мальчик, каким он меня знал, и предупреждаю: если он…
Илэна, весело смеясь, обернулась:
– Ах, Ровена! Видишь, какой он бешеный, мой сынок!
По-моему, именно в этот момент Люкас окончательно потерял терпение.
– Вовсе нет, мамочка! Когда ты приказывала, я тут же подчинялся, – с мрачным сарказмом заметил он.
Впервые я услышала, как он назвал ее матерью; глаза Илэны широко распахнулись, но не успела она раскрыть рот, как Люкас взял меня под руку.
– Ты нас извинишь? Ровена напомнила, что я еще не поздравил ее и Рамона, да к тому же неплохо бы выпить по стакану вина.
Снисходительная улыбка немедленно превратила нас в неразумных детей.
– Ну конечно! Найдите Рамона! Мы должны отпраздновать помолвку. У меня прекрасная идея: устроим вечеринку!
Вызывающе шурша юбкой, она направилась в кухню, и Люкас отпустил мою руку, чтобы открыть перед ней дверь.
Потом обернулся, но я, успев взять себя в руки, холодно оглядела его и спросила, не в силах скрыть злобу и отвращение:
– Почему не бежишь за ней, не просишь прощения за то, что вел себя как ревнивый мальчишка?
Губы Люкаса сжались.
– Ты всегда так пренебрежительно относишься к чувствам других? Или пытаешься под личиной безразличия скрыть собственную слабость?!
– Слабость? – почти выплюнула я, удивляясь собственной ярости. – Почему именно те, кто не может быть сильным, ищут в других того же?
– Ты называешь любовь слабостью? Господи, что же ты за женщина?!
– Это больше тебя не должно касаться! – взорвалась я.
Мы стояли слишком близко друг к другу, и я боялась, что он прикоснется ко мне, боялась, что вновь забуду про все. Уж лучше бы Люкас вновь разозлился, начал кричать. Но глаза с зелеными крапинками со странным недоумением уставились на меня.
– Что я сделал, почему ты так ненавидишь меня, Ровена? О, я знаю, на меня за многое можно злиться, но у тебя совсем другое, правда?
Он был совсем рядом, так что я видела едва различимые синие шрамы на груди, и на секунду мной завладело непреодолимое желание поднять руку, коснуться этих линий, как сделала Илэна. Потрясение было настолько велико, что я не могла скрыть дрожь в голосе:
– Никакой ненависти… это просто смешно! С чего ты решил, что я испытываю к тебе столь сильное чувство? Просто обладаешь способностью выводить меня из терпения, вот и все.
Я быстро прошла мимо, чувствуя, что пытаюсь убежать. Но он без единого слова пропустил меня.
Эта ночь навсегда останется в памяти как ночь празднества. Не имеет значения, в какую страну я еще отправлюсь, насколько стану старше: стоит только закрыть глаза, и вновь предстают это темное небо с огромной, чуть кособокой луной, висевшей над горными вершинами, десятки маленьких костров, окруженный деревьями дворик за домом, факелы и музыка.
– Привыкай к испанским обычаям, Ровена, – шутил Рамон, когда я запротестовала, что не вижу необходимости в пышном торжестве. – Испанцы пользуются любым предлогом, чтобы повеселиться!
Для Луз вечеринка послужила прекрасным предлогом надеть новое платье и очаровать всех модной прической. Илэна дала ей жемчужное ожерелье, и чуть розоватые бусины мягко переливались на золотистой коже. Я была в белом, как невеста, как девственница, и оглядывала себя перед зеркалом с чувством отвращения. Простое платье, но заставляющее казаться моложе и невиннее. Илэна предложила надеть драгоценности, но я отказалась и, повинуясь внезапному порыву, распустила волосы. Почему нет? Ведь я играла роль и, значит, должна выдержать ее до конца.