Анна сидела у огромного окна и смотрела в сад. Огонь в камине догорал, и последние языки пламени бросали причудливые отсветы на оклеенные обоями стены. За окном бушевала вьюга – заносила дороги, наметала сугробы, ветер грозил оборвать провода.
«Какой же там, наверное, холод», – подумала Анна и невольно вздрогнула. Но этот лютый холод не имел ничего общего с тем ледяным безучастием и апатией, которые она носила в себе.
Холод и бесчувствие – разве это не одно и то же? Черт побери! Почему бы ей наконец не назвать вещи своими именами и не покончить с этим? «Фригидность» – она употребляла это слово применительно к себе задолго до того, как Крег решился произнести его вслух. Поначалу он был терпелив с ней и лишь поддразнивал, называя «маленькой снежной королевой». Тогда Крег считал, что причина ее холодности в отсутствии опыта – он был у нее первым, и поэтому прилагал максимум усилий, чтобы «расшевелить ее», «сделать менее закрепощенной».
Поначалу и Анна пыталась помочь ему в этом, пробуя различные средства, но тщетно. После алкоголя у нее кружилась голова и тошнило, а фильмы категории «X», на которые ее водил Крег и от которых были в восторге его друзья, вызывали лишь отвращение и еще большую скованность.
«Анна! Что с тобой происходит? Разве я делаю что-нибудь не так? В конце концов, я же твой муж, черт побери! Так почему же ты каменеешь всякий раз, как только я к тебе прикасаюсь?»
Этого Анна не знала, она сама не могла понять, что с ней. Срабатывал некий инстинкт, о котором ничего не говорилось в тех руководствах для вступающих в брак, которые она покорно штудировала. Может быть, причиной тому было нежелание допускать кого бы то ни было в свой внутренний мир, а может быть, периодически повторяющийся ночной кошмар, который преследовал ее с детства и который она про себя называла просто Сном.
Из-за этого Сна она боялась океана, даже полет над ним был для нее тягостным испытанием. А с течением времени Крег, со своими требованиями и претензиями, стал напоминать Анне готовый поглотить ее океан. Она, конечно, никогда не говорила об этом. Зачем? В конце концов, всегда можно извиниться и, сославшись на приснившийся кошмар, повернуться на другой бок.
Бедный Крег. Теперь, когда он был далеко, можно позволить себе ему посочувствовать. В конце концов, он сделал все от него зависящее, и не его вина в том, что какое-то странное чувство не позволяло ей никого подпускать слишком близко, не давало раскрыться. Она боялась, что, раз сделав это, уже никогда не сможет стать самой собой. Внутренний мир. Укромное место, где всегда можно спрятаться. Убежище.
Анна научилась ревниво оберегать его. Несмотря на все расспросы Крега и попытки сближения, она упорно не хотела расстаться с тем, что он называл ее ледяным панцирем.
«Как я могу понять тебя, если ты сама этого не желаешь? Анна, мы же оба видим, что так больше продолжаться не может! Ты даже не хочешь поближе познакомиться с моими друзьями. Мелисса Мередит пригласила тебя принять участие в обедах, которые она с другими женщинами устраивает раз в неделю, и ты не нашла ничего лучшего, как отказаться под каким-то нелепым предлогом! Черт побери, Анна, должны же они были научить тебя в этой дурацкой школе чему-нибудь, кроме этикета, манер и парочки иностранных языков!»
Наверное, именно эти слова спровоцировали непростительную вспышку гнева с ее стороны. «Мне до смерти надоели твои друзья! А их жены еще больше, – Анна уже не контролировала себя. – Ты прекрасно знаешь, что я понятия не имею, о чем можно с ними говорить. Я ничего не понимаю в политике и не в курсе последних скандалов на Капитолии. Более того, я и не желаю ничего об этом знать. Ты всегда говоришь мне, что я должна делать, вплоть до того, как причесываться и что на себя надевать. В этом окружении я чувствую себя дурой и невеждой, хотя отнюдь не я должна испытывать такие ощущения. Эти люди понятия не имеют о том, что лежит за пределами их крошечного мирка! И им на это абсолютно наплевать! Может быть, я еще не научилась как следует притворяться…»
Красивое узкое лицо Крега исказилось от злости, и, ухватившись за последнюю фразу, он выплеснул накопившуюся горечь: «Значит, ты еще не научилась как следует притворяться? Теперь, когда ты закончила смешивать с грязью моих друзей, я полагаю, что это камень в мой огород? Ну что ж! Клянусь Богом, ты совершенно права! Ты действительно не умеешь притворяться! И не хочешь попробовать, правда? Даже в постели, где ты просто лежишь, как кусок мрамора. Тебе и в голову не приходит доставить мне удовольствие. Лучше бы я женился на шлюхе, чем на ледяной статуе!»
«Почему бы тогда тебе не пойти и не поискать себе шлюху, если возникает такое желание? Насколько я знаю, на Капитолии нет недостатка в девочках по вызову. Совсем недавно твоя подруга Мелисса Мередит как раз делилась со своей свитой, к которой, как я понимаю, ты хочешь меня приобщить, последними сплетнями: кто из конгрессменов предпочитает проституток, чьи жены имеют любовников…»
Буря за окном затихала. Последние отчаянные порывы ветра завывали в каминных трубах и крутили снежные вихри вокруг дома. Анна поудобнее устроилась в кресле, подобрав под себя босые ноги, и углубилась в свое недавнее прошлое.
Ссора получилась безобразной. Анна не смолчала и высказала Крегу все, что думает по поводу их совместной жизни: что она не создана для того, чтобы быть женой политика, что она не имеет необходимых для этого познаний и не желает их приобретать, что она не хочет стать похожей на Мелиссу Мередит, которая, несомненно, будет замечательной Первой Леди.
«А чего, собственно, ты хочешь, Анна? Чем ты, черт побери, занимаешься целыми днями, пока я на службе?»
«Я… Я читаю… Хожу в музеи, на выставки, иногда смотрю старые фильмы. Мне нужно узнать очень многие вещи, которым не учили в тех школах, куда меня посылал отец. Чего я хочу? Наверное, Крег, прежде всего, я хочу лучше узнать себя, узнать настоящую жизнь, настоящую свободу. Мне надоело жить внутри аккуратно запаянного целлофанового пакета. Мне уже двадцать один, и все эти годы я провела в школах, где учили всему, кроме жизни».
«Но теперь ты уже не школьница. Ты вышла замуж», – Крег очень осторожно подбирал слова, но Анна зашла слишком далеко, чтобы обращать на это внимание.
«Быть за тобой замужем – это все равно что снова оказаться в школе. Ты же все время поучаешь меня, пытаешься сделать из меня идеальную миссис Крег Гайятт, созданную твоим воображением. А я хочу, хотя бы для разнообразия, быть Анной Мэллори Риардон. Оставаться самой собой, личностью, понимаешь?»
Неужели это она говорила? Точнее, не говорила, а выкрикивала в ошарашенное лицо Крега? Неудивительно, что вскоре его изумление сменилось отвращением, а затем и совершенно невыносимым выражением бесконечного терпения. Под этим взглядом Анна действительно почувствовала себя всего лишь упрямым и строптивым ребенком, каким она и была в глазах Крега.