— Они могут представлять опасность. Они способны выстрелить тебе в спину. — Замолчав, он усмехнулся. — Но я все же поставил бы на тебя, дружище.
— Ты можешь проиграть.
— Вряд ли. Не забывай, я видел тебя в деле. Пойдем, я угощу тебя спиртным, и мы поговорим о хорошеньких сеньоритах.
— Не сейчас, Джил. Я сегодня уезжаю. Возвращаюсь в Техас. Мне должны кое-что заплатить, комендант форта сообщил, что держит для меня эти деньги. Не знаю почему. Ты по-прежнему служишь в разведке?
— Теперь, когда война закончилась, я собираюсь предложить свои услуги кому-нибудь еще, — ответил Джил с непринужденной усмешкой, которая покорила немало женщин по обеим сторонам границы. — Возможно, в Калифорнии. Я был там однажды несколько лет назад. Эту территорию необходимо осваивать. Бывал в тех краях?
— Я жил в Лос-Анджелесе. Спокойный город. Над ним всегда сияет солнце и дуют ветра. Я слышал, сейчас он стал таким же большим, как города на восточном побережье.
Гарсиа сдвинул шляпу на затылок, прищурился под яркими лучами солнца.
— Подумай об этом. Там много работы для мужчины. Это шанс заработать деньги.
— Возможно, но я поживу пока в Техасе. Капитан Хейс приглашает служить у него. Он умеет находить опасности, и это мне подходит.
Гарсиа засмеялся, они пожали друг другу руки, и Ник отправился в контору коменданта. На оформление бумаг и получение денег времени ушло больше, чем полагал Ник, — главным образом потому, что комендант устраивал себе полуденную сиесту и его долго не могли разыскать. Когда он, наконец появился, зевая и почесывая живот, то оторопел при виде ждавшего его разгневанного техасского рейнджера. Ник покинул контору во второй половине дня; он знал, что Гизелла обеспокоена его отсутствием.
Ему еще следовало забрать своего коня из конюшни форта. Боясь, что его могут украсть, Ник оставил животное в армейской конюшне, расположенной довольно далеко от хижины, в которой он жил с Гизеллой. Когда он подъезжал к домику, через дорогу уже тянулись длинные тени. Копыта коня зарывались в толстый слой пыли: лишь немногие дороги были мощеными — в основном они находились возле церкви и в деловом районе. После ливня улицы превращались в настоящую трясину. В последнее время дождей не было, но над горизонтом уже сутки висели грозовые тучи. С залива дул теплый влажный ветер со слабым привкусом соли.
Он приносил еще и знакомый запах смерти. Ник ощущал его. Этот запах стоял в воздухе долгое время. В последние недели он почти перестал пропитывать окрестности, но сейчас Ник снова почувствовал его. Рейнджер заставил коня пойти шагом, пригляделся к теням, тянувшимся в переулках между саманными хижинами, на дороге, под голыми ветвями деревьев. Где-то неподалеку завыла собака, чей-то крик заставил ее замолчать. Потом все стихло. Обычно оживленная округа погрузилась в безмолвие.
Зимнее солнце почти скрылось, его последние лучи падали на саманные стены, заставляя их белеть подобно обветренным костям в пустыне. Необычная тишина встревожила Ника. Он был слишком опытен, чтобы игнорировать безмолвие, окутавшее саманный домик Гизеллы. Возле хижины все замерло, лишь по западной стене и плоской крыше двигались резкие тени от ветвей коротколистной юкки. Потом солнце быстро скрылось за горизонтом, и даже это движение прекратилось.
Дверь была открыта, но Ник не увидел света лампы. Внутри было темно. Ветер пошевелил лозу, и она зловеще зашуршала о стену. Ник натянул поводья и медленно спешился, ощущая нараставшее напряжение. Конь фыркнул и нервно заплясал. Рейнджер привязал его к столбу. Он уже догадывался, что увидит в хижине, но не хотел верить в это.
Даже после того как Ник переступил порог, нашел спички и зажег лампу, он не смог сразу осознать увиденное. Оно проникло в него полностью лишь через несколько минут. В комнате валялись разбитые бутыли из тыквы, сломанные цветы. Стол, на починку которого когда-то ушел целый день, был опрокинут. Порванные ковры лежали в углу, точно груда тряпок.
Именно там он нашел Гизеллу — в дальнем углу, где ее тело лежало на разодранном матрасе, еще недавно служившем им ложем. Она казалась маленькой, беззащитной, напоминала сломанную куклу. Ник опустился на колени возле девушки, сдвинул раскинувшиеся в стороны руки и ноги, прикрыл остатками одежды обнаженное тело. Он бережно взял девушку на руки. На ее смуглой коже темнели кровоподтеки, одна кисть была окровавлена, словно девушка пыталась схватиться за нож. Ник постоял на коленях, держа Гизеллу. Перед его уходом ее охватил необъяснимый страх. Он видел это, однако все же оставил одну. Да, он ежедневно оставлял ее одну, но сегодняшний день был не таким, как другие. Ник видел это в глазах Гизеллы, знал, что ей страшно не только потому, что он увозит ее отсюда. Однако не остановился, чтобы выслушать ее.
Ник медленно погладил пальцем ее щеку. От длинных ресниц на лицо падала тень. Он заметил на коже следы слез под тонким слоем пыли. Железные обручи сдавили его грудь, он сделал глубокий вдох и понял, что долго не дышал, боясь вдохнуть сладковатый запах смерти, уже заполнивший маленькую хижину.
Хотя вечерний воздух был прохладным, пот увлажнил его прилипшую к коже рубашку. Ник встал, шатаясь и не выпуская Гизеллу из рук. Он не мог положить ее. Материя, которой он накрыл тело девушки, была тем, что осталось от пестрой хлопчатобумажной юбки, некогда соблазнительно колыхавшейся вокруг ее бедер и ног. Сейчас она превратилась в лохмотья. Ник нигде не видел блузку Гизеллы. Он подавленно осмотрел маленькую темную хижину, безмолвно ища подсказку. Кому понадобилось убить ее? Она никого не задевала, относилась ко всем с опаской; Ник знал, что она не подпустила бы слишком близко незнакомых людей.
Наконец он заставил себя положить ее на матрас. Его страстная маленькая соблазнительница, игривая, застенчивая и любящая, сейчас была холодной. Ее густые шелковистые черные волосы кое-где склеились и все еще оставались влажными. Он принялся расчесывать их пальцами. Потом увидел свежий красный след на шее, словно что-то оцарапало кожу — возможно, цепочка.
Его подарок исчез. Он поискал его на утрамбованном земляном полу, но ничего не нашел. Убийца забрал цепочку, которую Ник подарил Гизелле в качестве талисмана. Ее единственную ценную вещь…
Его губы сжались, холодный комок превратился в обжигающий огонь. Он узнает, кто это сделал, и негодяи заплатят за содеянное жизнью.
Ник молча поклялся в этом Гизелле, стоя над ней до тех пор, пока первоначальное оцепенение не сменилось холодной, безжалостной решимостью.
Ярость Ника возросла, когда он, расспросив жителей деревни, узнал, что вскоре после его ухода к хижине подошли двое американцев, один из которых был высоким и светловолосым, а другой — коренастым.
— Сеньор, простите меня, — дрожащим голосом произнес тощий старый метис с трясущимися руками и согнутой спиной. — Я не попытался остановить их. Мы слышали ее крики, но нам стало страшно.
Он мог понять испуг, но только не бездействие.