Разве что…

Выгнув спину так, что ее грудь оказалась прижатой к груди Ника, она услышала, как он удивленно прохрипел что-то. Его глаза были прищурены, и на этот раз, когда он целовал ее, она не сопротивлялась, раздвинула губы и позволила языку проникнуть ей в рот. Господи, она не ожидала, что это проникновение окажется таким возбуждающим. Разжав свои пальцы над головой, Тори нащупала ими холодный металл.

Крепко ухватившись за рукоятку револьвера, она оторвала свои губы от рта Ника и дрожащей рукой подняла оружие. Но когда попыталась выстрелить, ее палец соскользнул с курка. В следующий миг Кинкейд выбил оружие из руки Тори. Раздался оглушительный грохот, по пещере прокатилось мощное эхо. Тори едва расслышала яростную брань Ника и испуганное ржание лошадей.

Моргая, она посмотрела на него и увидела в глазах Кинкейда изумление.

— Ты могла застрелить меня.

— Я сожалею, что мне не удалось это сделать!

Если Тори думала, что он рассердится, она ошиблась.

Помолчав, он произнес без злости:

— В следующий раз сначала прицелься.

— Мерзавец!

— Ты подумала о том, что будешь делать здесь одна? Или ты считаешь, что способна сама найти дорогу?

— Лучше заблудиться, чем быть здесь с тобой! Думаешь, мне нужны твои поцелуи? Ласки? Ничего подобного!

— Маленькая лгунья, — тихо сказал он спустя мгновение и, словно желая доказать свою правоту, провел рукой по ее груди, улыбнулся, когда Тори вздрогнула. — Видишь? Может быть, тебе не важно, кто твой партнер, но ты не можешь отрицать, что тебе приятно, когда я касаюсь тебя здесь… и здесь… Твоя одежда все еще мокрая, Венера, ты дрожишь… не лучше ли снять ее? Не пытайся снова меня ударить. Мне это надоело. Думаю, и тебе тоже.

Потрясенная, задыхающаяся, почти плачущая от обиды и ярости, Тори попыталась воспротивиться, но Ник быстро сорвал одежду и отбросил в сторону. Обнаженная девушка лежала на грубом шерстяном одеяле и ерзала из стороны в сторону, уворачиваясь от настойчивых рук Ника. Наконец он сжал ее запястья и снова отвел руки Тори за голову, получив свободный доступ к грудям, животу, чувствительной расщелине между бедер.

— О, неужели ты не оставишь меня в покое? — взмолилась она дрожащим голосом и тут же затрепетала под его ласковыми пальцами.

Тори подумала, что насилие не было бы столь мучительным, как эта медленная, дразнящая пытка. Сейчас она не могла притворяться, будто ничего не чувствует, не могла сдерживать возбуждение, которое он зарождал в ней, не могла скрыть его от Ника.

— Почему ты не хочешь оставить меня в покое? — прошептала она, но Ник только тихо рассмеялся.

— Ты сама знаешь, что никогда не простила бы мне этого.

Она стала отвечать на его поцелуи, раздвинула бедра, прогнула спину, затрепетала, когда его рот приблизился к ее груди. О, все это было восхитительно и невыносимо, она не могла бороться, когда он касался ее так, произносил французские и испанские слова, которые она понимала лишь наполовину. В любом случае — какое это имело значение? Все равно она уже не девственница и теперь ничего не изменишь.

Господи, она получала такое удовольствие, когда он целовал ее грубо, требовательно, безжалостно и одновременно нежно. Ей не оставалось ничего другого, как дать ему то, чего он так желал. Тело Тори предавало ее, и лишь гордость заставляла оказывать сопротивление, которое он легко преодолел.

Он быстро проник в нее, и она подняла бедра, чтобы полностью принять его. Она беспомощно качалась на волнах страсти, заставляющей отвечать ему. Оба испытывали отчаянный голод, и Тори подумала, что именно эта острая потребность терзала ее, пока она не встретила Ника Кинкейда и поняла, что он в силах помочь ей.

Возможно, Син все же был прав — ее никогда не удовлетворит спокойная, надежная любовь.

Глава 17

Утром следующего дня они покинули пещеру. Тори ехала с угрюмым видом; Ник двигался впереди по узкой тропе, которую девушка едва различала. Ранним утром она спросила его резким тоном, связан ли он с незаконной торговлей оружием. Он бросил на нее холодный взгляд и ответил, что скоро она все узнает.

Будь он проклят! Тори с трудом переносила неопределенность ситуации, спрашивала себя, не ввязалась ли она в нечто весьма опасное.

Словно Ник Кинкейд сам по себе не был достаточно опасным.

Господи, она испытывала унижение при вспоминании о его ласках, своих протестах и словах ненависти.

— Когда мы снова встретимся с мистером Гарсиа и Колетт? — спросила Тори, когда лучи полуденного солнца пробились сквозь кроны гигантских мамонтовых деревьев, почти закрывавшие небо. — Сегодня?

Они ненадолго остановились на узкой лесной дороге, чуть более широкой, чем тропа. Лошади стояли спокойно, отгоняя хвостами назойливых мух. Откинув голову назад, Ник выпил воды из фляги и пожал плечами.

— Позже.

— Позже! Но Сан-Франциско находится не так далеко, до него можно добраться за несколько дней. Ты действительно ведешь меня в Сан-Франциско? Черт возьми, ответь мне!

Подавшись вперед и оперевшись рукой о луку седла, он бросил на девушку суровый взгляд.

Вчера ей казалось, что он смотрел на нее с уважением, но сейчас лицо Ника выражало лишь холодную враждебность и настороженность.

— Я доставлю тебя в Сан-Франциско, — сказал он спустя мгновение. — Только не так быстро, как тебе хочется.

— Но почему?

Он выпрямился и заставил своего большого черного коня пойти шагом.

— Наберись терпения, Тори. Ты ведь не хочешь попасть в руки дяди Себастьяна?

— По-моему, я угодила из огня да в полымя, — заявила девушка, глядя на спину Ника. Когда он пожал плечами, она стиснула зубы.

— Тогда двигайся на запад, и ты встретишь дона Себастьяна на главной дороге.

Тори не была уверена, что сможет найти главную дорогу; подозревала, что Ник не отпустит ее и она лишь потерпит поражение в очередной стычке. Поэтому, плотно сжав губы, девушка последовала за ним. При первой возможности она удерет от него. А когда окажется в Сан-Франциско, постарается сдать его властям. Это пойдет ему на пользу.

Они продолжали ехать, но Тори показалось, что они движутся по кругу. Поздним вечером Ник разбил лагерь в чаще, соорудил примитивный навес из пушистых ветвей кедра, молодой поросли и веревок.

Тори ожидала, что он поведет себя как вчера. Поэтому немного удивилась, когда он не стал этого делать, а лишь молча завернулся возле нее в одеяло и строгим голосом велел не ерзать. Некоторое время она лежала неподвижно, вздрагивая при каждом его шевелении, но потом задремала и проснулась лишь утром, когда Ник грубо тряхнул ее за плечо: